Всего по 9 застенкам за 23, 25 и 27 января было пытано 34 + 74 = 108 стрельцов, а вместе еще с 18 пытанными в те же дни в застенке князя Ф. Ю. Ромодановского — 126 стрельцов. Это очень немного сравнительно со всем числом их, сосредоточенным в Москве в январские дни 1699 г. (695 человек) и даже с 410, если исключить из этого числа 285 малолетних стрельцов. Так что опять здесь следует повторить то, что приходилось говорить о значении этих допросов с пытками на осенних розысках, сентябрьском и октябрьском: эти допросы не имели значения следствия о виновности каждого отдельного стрельца, с тем чтобы на основании результатов следствия оправдать его или подвергнуть наказанию в той или иной мере, смотря по мере преступления. Стрельцы были уже все виновны и все подлежали смерти. Допросы пытками имели целью не определение виновности каждого, а выяснение самого события: бунта и его корней. Пытка — это только своеобразный метод получения желательных сведений о происшедших событиях.
27 января Петр провел вечер в доме князя Б. А. Голицына, где его видел и имел с ним разговор о союзе датский посол Гейнс[1001]
и где Петр, по свидетельству Корба, остался ночевать: «искал во сне отдыха от забот»; у него же на следующий день, 28 января, обедал. Корб отмечает также в этот день лекцию по анатомии иностранного медика Цоппота в присутствии царя и насильно привлеченных царским указом бояр. «Медик Цоппот, — читаем у Корба, — начал анатомические упражнения в присутствии царя и многих бояр, которых побудил к этому царский приказ, хотя такие упражнения и были им противны». 30 января царь обедал у Адама Вей-де. «Г. Адам Вейд, — пишет Корб, — великолепно угостил на роскошном пиршестве царя, бояр, представителей и других чиновников в огромном количестве. Но царь погружен был в глубокие думы и являл на своем лице скорее печальное, чем радостное настроение». Этот день, 30 января 1699 г., памятен в истории русского города — это день издания указов о переустройстве городского самоуправления, в которых Петр сделал первый шаг как преобразователь государственных учреждений в России. Под 31 января Корб говорит о съезде созванного в Москву для похода служилого дворянства и вместе с тем отмечает, что по городу распространились слухи о заключении мира. Перемирие было заключено в Карловице 14 января. Возможно, что первые слухи долетели до Москвы и на семнадцатый день; возможно также, что слухи эти были и преждевременны, но вызваны были ожиданием заключения мира. Эти слухи, по сообщению Корба, почему-то не вызвали радости в Москве. «Удивительно, — пишет он, — что распространившиеся слухи о мире вызывают общую печаль; даже скорбят и те лица, которые до сих пор все вздыхали о мире, хотя наружно противились ему, не желая навлекать на себя неудовольствие [царя]»[1002].Под 1 февраля Корб заносит в дневник заметку, что в «общественных местах прибиты были объявления, призывавшие простонародье посмотреть в Преображенском, какому наказанию подвергнуты будут стрельцы за свою измену». Под этим же днем он рассказывает и о происходивших в различных местах казнях: «многие были обезглавлены; ста человекам отрезаны были уши и ноздри; некоторых клеймил палач, выжигая им на лице в знак позорного бесчестья изображение орла»[1003]
. Это известие, надо думать, преувеличено в том, что касается обезглавления многих. По сохранившейся официальной записи, в этот день происходило в Преображенском наказанье кнутом партии малолетних стрельцов, причем, вероятно, их так же, как это было осенью, клеймили. Рванье ноздрей и ушей — также преувеличение[1004].2 февраля в доме датского резидента Бутенанта царь имел тайное свидание с датским послом Гейнсом для разговора о союзе с Данией. Разговор происходил в отдельной комнате при запертых дверях. По окончании разговора он вышел в приемную, где находился боярин А. С. Шеин. Бутенант и посол предложили ему и сопровождавшим его несколько стаканов вина (quelques verres de liqueurs) по обычаю страны, и после нескольких минут беседы о безразличных предметах царь уехал[1005]
.3 февраля состоялись многочисленные казни. «Сегодня имела место, — писал П. Лефорт к отцу в Женеву 3 февраля, — последняя экзекузия стрельцов, осужденных на смерть, несчастных, которые имели намерение отправить нас всех на тот свет»[1006]
. Казни происходили в двух местах — на Красной площади и на Болоте. По официальной записи, из Преображенского приказа в этот день было послано к казни 150 человек[1007].Присутствие Петра на Красной площади при этих казнях засвидетельствовано Желябужским, который пишет: «Февраля в 3 день по указу великого государя казнили на Красной площади стрельцов, которые явились в измене в Воскресенском, а казнили их Преображенского полку прапорщик Андрей Михайлов сын Новокшенов да палачи Терешка с товарищи. У казни был сам великий государь да боярин князь Михайло Никитич Львов, также и иные прочие. Того ж числа на Болоте казнены стрельцы: