Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Празднество продолжалось и на третий день. «Пиршество продолжалось, — заканчивает его описание Корб под 13/23 февраля, — вплоть до настоящего дня, причем не позволялось уходить спать в собственные жилища. Иностранным представителям отведены были особые покои и назначен определенный час для сна, по истечении которого устраивалась смена, и отдохнувшим надо было в свою очередь идти в хороводы и прочие танцы. Один из министров ходатайствовал перед царем об его любимце Александре, чтобы возвести его в звание дворянина и сделать стольником. На это, говорят, его царское величество ответил: „И без этого уже он присвояет себе неподобающие ему почести, его честолюбие следует унимать, а не поощрять!“»[1019]

16 февраля — новый пир у Лефорта — для высшего приказного персонала. «По царскому приказу, — пишет Корб, — генерал Лефорт великолепно угостил всех тех, кто занимает наиболее важные должности в канцеляриях». 18 февраля происходили последние массовые стрелецкие казни в этом году[1020]. «Вблизи Кремля, — читаем у Корба, — подвергнуты смертной казни в двух местах тридцать шесть мятежников, а в Преображенском — 150»[1021]

. Первая цифра очень близка к истине; она почти совпадает с цифрой, которую дает сохранившаяся в деле о стрелецком розыске роспись, озаглавленная: «Кажнены февраля в 18 день на Красной площади» и затем приводятся имена 35 стрельцов сборного полка Головнина, между которыми находим знакомых нам: присланного к розыску из Сибири Лифанку Коргошина, попавшегося на воровстве у Девичьего монастыря в ночь на 24 ноября 1698 г., Ивашку Смагина, задержанного в Кремле на площади, Андрюшку Сергеева[1022] и др. Остальным, кроме этих 35, стрельцам смерть 18 февраля не была сказана, и они были отосланы с Красной площади в Симонов монастырь. Они были казнены через год — 9 февраля 1700 г.

[1023] Что же касается до второй цифры, приводимой Корбом, — 150 человек, казненных будто бы в этот день в Преображенском, то ее надо считать или далекой от действительности, или даже и совсем вымышленной. Заметим, что каждый раз, когда у Корба речь идет о февральских казнях 1699 г., он приводит эту неизменную цифру — 150: 3 февраля (в конце рассказа) — 150, 4 февраля — 150, наконец, 18 февраля в Преображенском — 150, не считая казненных в этот день на Красной площади, по его показанию, 36. Эти цифры дают в сумме 486 стрельцов. Между тем всего стрельцов к январскому розыску 1699 г. было, как мы знаем, сосредоточено в Преображенском 695, но из них 285 малолетних не были казнены, а тогда же, в январе и феврале, рассылались по монастырям. Так что общее число взрослых стрельцов, сосредоточенных тогда в Преображенском, — 410 — значительно меньше той суммы, которая выходит, если сложить цифры, указываемые Корбом. А надо еще принять во внимание, что 84 стрельца из числа 410[1024]

оставлены были до розыска 1700 г., когда из них было казнено 40 человек[1025], и, следовательно, если 18 февраля 1699 г. и происходили казни в Преображенском, то цифра казненных там преувеличена, и значительно преувеличена Корбом.

Вечер этого дня кончился опять фейерверком. «Вечером устроены были с царской пышностью, — пишет Корб, — более приятные забавы, именно пущен был для увеселения потешный огонь серного состава. Московское дворянство и иностранные представители отправились по приглашению в Лефортов дворец, откуда всего удобнее можно было любоваться зрелищем искусственного огня. Царевич с пресветлейшею принцессою Наталией, любимейшей сестрой царя, смотрел на потеху движущихся огней, в том же месте, но в отдельной комнате. В обычаях страны не принято, — рассуждает по этому случаю Корб, — чтобы молодые принцы слишком часто видались с отцом, якобы на том основании, что, находясь вдали от него, они будут питать к нему бoльшее уважение. Я признаю этот обычай для тех стран, где народ чтит не такого государя, которого он любит, а которого боится, ибо это отчуждение может сделать государя более грозным, но отнюдь не заставит более любить его»[1026].