Под влиянием этих неудач московский посол в этот момент крайне мрачно смотрел на вещи: распад союза и продолжение отдельной войны Московского государства с Турцией представлялись ему неизбежными, и он давал Москве совет не ослаблять военных приготовлений. Отвечая 18 ноября на только что полученное письмо Петра от 30 сентября, в котором давались какие-то указания «о крымском деле», и обещая по этим указаниям поступать, он пишет далее, что с турецкой стороны «трудность неначаемая простерта, также… и с нашей к ним. Бог ведает, за тем за всем состоитца ли мир, а на краткое перемирье отнюдь позволити не хотят». Союзные послы говорят ему, что они свои дела кончают, будут его ждать; но, если он проявит упорство, они его оставят, «и, естли турки при том же намерении стоять станут, то едва с ними мир будет; того ради не надобно в военном приготовлении оплошки иметь, понеже неприятель сильно простиратися будет». Закончить же невыгодный мир с отдачей Азова, днепровских городков и с уплатой дани Крыму успеть всегда можно. В заключение письма Возницын, может быть, впервые открывал Петру широкие перспективы движения среди единоверных славянских народов на Балканском полуострове, воинственно настроенных и не желающих мира, — только бы русским дойти до Дуная. Так, кажется, надо понимать его заключительную фразу: «и естли б дойтить до Дуная, не токмо тысячи, но и тьмы нашего народа и языка, и веры, и все миру не желают». Предвидя возможность остаться после конгресса в войне с турками, он в особой коротенькой записке от того же 18 ноября к Ф. А. Головину проводит мысль о союзе с Бранденбургом и Данией, направленном против Швеции и Польши, которые станут нам опасны, если продолжится война с Турцией. «Если останемся с турки в войне, надобно опасаться поляков и шведов, которые всегда ищут на нас беды и смотрят времени. Того ради, дондеже время есть, с курфистром бранденбургским и с датским королем не взять ли какого союза?»[1320]
Не встретив поддержки ни у цесарцев, ни у посредников, Возницын вновь прибег к тому средству, с которого начал: к тайным сношениям с Маврокордато. 20 ноября он послал к нему доктора Посникова спросить его, «чтоб он по старому к нему (Возницыну) приятству сказал ему истину: желают ли они (турки) с его царским величеством быть в миру и на чем?» Маврокордато, поклявшись, отвечал, что султан более, чем с кем-либо другим, желает быть в мире с царем, уступает ему Азов и предоставит крымскому хану договариваться отдельно, но поднепровских городов уступить ни в каком случае не может. В ответ на посылку Посникова Маврокордато в тот же день прислал к Возницыну своего священника, который, повторив это заявление, еще прибавил, что «Маврокордат — в великом сетовании и печали и непрестанно плачет для того: естли с царским величеством миру не учинится, то турки велие гонение на святые церкви и на христиан, под властию их сущих, воздвигнут». Есть опасность, как бы они со злобы своей не убили патриархов и прочих духовных лиц, потому что они будут думать, что царь не заключил мира с султаном по соглашению с ними, православными; а турки всегда христиан подозревают и им не верят. Это заявление имело целью затронуть религиозное чувство Возницына и напугать его опасностью, грозящей христианам в Турции в случае неудачи переговоров[1321]
. Оно, кажется, достигло цели.