Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

3 (16) июня 1907 года Николай II выпустил указ о роспуске II Государственной думы. Большинство ее депутатов составляли представители блока левых сил: Трудовая крестьянская группа, социал-демократы, эсеры, народные социалисты, представители национальных меньшинств. Петр Алексеевич ожидал, что в ответ на разгон парламента начнется новый этап революции: «Это – прямой призыв к гражданской войне; это – призыв окраин, особенно Польши и Кавказа, к отделению оружием от изолгавшихся правителей России. Пугачевщина, новое Польское восстание и реки крови – вот неизбежные последствия царского манифеста – если только власть останется в руках теперешних вероломных правителей»[1460].

Но новых восстаний и всеобщих забастовок не последовало. Люди устали или были запуганы. Надежды на революцию были похоронены. И Кропоткин призвал анархистов вести подготовительную работу к новой революции: «Нужно везде по всей России, в каждой ее части… начать эту работу. Довольно иллюзий, довольно надежд на Думу или на горсточку героев-искупителей. Нужно выступление народной массы… для великой всеобщей ломки. А выступить может эта масса только во имя ее коренных, прямых, народных нужд»[1461].

Революция закончилась. Вслед за ней падает политическая активность анархистской эмиграции. Летом 1907 года объемы продаж «Листков» резко снижаются. Уже 24 июня Кропоткин писал Марии Гольдсмит: «Денег нет на продолжение наших Л[истков] "Хлеба и Воли". Прошлый, 16 номер уже был частью в долг, на весь 17-й ничего не было, а стоил он 7 фунтов, и предвидится вперед и дефицит от 5 £ до 7 £ на каждый номер. Америка летом всегда глохнет. Митингов нет, нет и продажи. То же в Лондоне. А Париж и Женева ничего не дают. ‹…› Во всяком случае, т[ак] к[ак] дефицит газеты за последнее время быстро возрос до 900 fr.[1462] и предвидится дефицит летом около 150 fr. на номер, не вижу, как быть»[1463]. Столь же пессимистично он смотрел на проблему в следующих письмах, отмечая лишь ухудшение финансовой ситуации: «На этот номер (18-й) наскребли. Но впереди не предвидится особых получений. Обыкновенные же сведены так, что, напр[имер], Нью-Йорк, на лето, вместо 750 экз[емпляров] просит присылать только 150, и так везде в Америке. Словом, дефицит должен быть свыше 5 £ (125 fr.) на номер»[1464]

. В результате в конце июня – начале июля 1907 года Петр Алексеевич предложил в связи с материальными проблемами и состоянием своего здоровья прекратить издание до октября[1465]. В № 18 «Листков „Хлеб и Воля“» от 5 июля 1907 года за подписью Кропоткина появилось заявление о приостановке выхода газеты до осени:

«Товарищи!

Летом во всех наших группах всегда чувствуется застой, и дело распространения газет всегда замедляется. С другой стороны, состояние моего здоровья требует отдыха. Мы решили поэтому приостановить выход следующего номера нашей газеты до середины сентября. Мы просим, однако, товарищей по-прежнему присылать корреспонденции, письма, взносы и т. д. по прежнему адресу. Если к осени накопится много материала и взносов – тем лучше: мы выпустим двойные номера, а перерывом мы постараемся воспользоваться для издания некоторых брошюр.П. Кропоткин».

Однако издание «Листков „Хлеб и Воля“» так и не было возобновлено. История этого издания завершилась вместе с Первой Российской революцией.

Глава восьмая

Между двумя революциями

– Я здесь! Что вам угодно? – послышался голос из-за решетки забора.

Михаил Фроленко вздрогнул… На дворе 1908 год. До этой секунды их разделяли тридцать пять лет астрономического времени. Из них более двадцати семи он провел в казематах Петропавловской крепости и Шлиссельбурга. По решению суда там он должен был и умереть, ибо каторга для него была вечной. Ведь таким отважным, отпетым, как он, милости царей было ждать бессмысленно. В 1870-е годы Михаил Фроленко вел пропаганду среди рабочих в Москве, затем – среди крестьян на Урале. В 1878 году, чтобы вызволить лидеров Чигиринского заговора, устроился надзирателем в Киевскую тюрьму и устроил им побег. Он состоял членом Исполнительного комитета «Народной воли», был среди организаторов покушения на Александра II в 1879 и 1881 годах. В Шлиссельбурге чуть не умер от цинги, а любимая жена его скончалась на каторге от цинги и туберкулеза.