Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны

Если когда еще и проявляется «инакомыслие», то во время выборов: завкомов, правлений профсоюзов, Советов. Диапазон его не очень велик – от отклонения списка кандидатов РКП(б) до дебатов о том, как голосовать, открыто или тайно, прямо или через выборщиков. Возражения против кандидатов-коммунистов, разумеется, не всегда имели политический смысл – здесь обнаруживаются и личные разногласия. Иногда это и просто отклик на процедурные нарушения, но нельзя исключать, что обнаружение «выборных» погрешностей было только предлогом, маскировкой политического выпада. Характерен в данной связи инцидент, случившийся во время перевыборов профкома 24-й государственной типографии 11 сентября 1919 г. После того как собранию представили составленный комячейкой список «комитетчиков», некто Марголин потребовал «разъяснения о заслугах предлагаемых лиц перед рабочими, бросая коллективу обвинения в том, что он, не излагая таковых, выносит на обсуждение список своих кандидатов»[985]. Казалось бы, спор идет о церемониальных деталях, но затем оратор предлагает выдвинуть собранию «свой», рабочий список и, что особенно важно, провести тайное голосование. Последнее повсеместно встречало жесткий отпор именно коммунистов – и данный жест потому уже имел отчетливую политическую направленность.

Отклонение «коллективистских» списков имело место даже в 1920 г., в частности, на Адмиралтейском заводе, 1-й государственной словолитне, заводе «Петроград»[986]. Однако нередки были случаи, когда рабочие, отвергнув список РКП, отстаивали другой, куда также включали и членов комячейки[987]

; голосование в данных условиях теряло свою остроту. Нередко допускалось голосование «смешанных» списков: в них были представлены, в той или иной пропорции, представители и от коммунистов, и от рабочих. Но во многих местах принимался все же исключительно партийный список, даже если прочие, как это было на Трубочном заводе в марте 1920 г., просто не допускались к рассмотрению. И почти везде во время выборов в Петросовет собрания единогласно принимали наказ Петроградского комитета РКП(б) избранным делегатам – оппозиционный маневр в таких условиях становился минимальным[988]. То инакомыслие, что еще проявляется в избирательных кампаниях 1919–1920 годов, трудно признать политическим – и не только потому, что мотивы решений тут крайне сложны и требуют разбора в каждом конкретном случае. Оно отражает скорее не политические, а групповые интересы. На Первом резиновом заводе, например, в декабре 1920 г. сами коммунисты агитировали против списка РКП

[989]. Нельзя отрицать, что этот «аполитизм» во многом был искусственным – рабочие боялись открыто выступать, опасаясь репрессий. О ЧК они знали не понаслышке: общее собрание Ново-Адмиралтейского завода было вынуждено 14 декабря 1920 г. «после долгих прений» даже принять специальное постановление, в котором предлагается «заручиться с партийным комитетом коммунистов, чтобы каждому рабочему было возможно свободно обсуждать на общих собраниях вопросы порядка дня, так как были случаи, что после собрания вызывали некоторых товарищей в Чрезвычайную Комиссию, ибо после этого тов. рабочие на собрания не идут»[990]

.

Но одним лишь страхом всего не объяснить – происходило именно внутреннее «перерождение» общества. Изменялся его язык: люди постоянно употребляли политизированные лексические штампы, которые постепенно становились принадлежностью любого «низового» прошения или просто бытового действия. К этому языку привыкли – и уже пользовались им как специфическим «готовым письмом», отражающим ценностные ориентиры. «Готовое письмо, которому я вверяюсь, есть не что иное, как общественное установление; оно обнаруживает и мое прошлое, и мой выбор, оно снабжает меня историей, выставляет напоказ мое положение, накладывает на меня социальные обязательства, освобождая от необходимости сообщать об этом», – для описания предпосылок тогдашней «духовной революции» лучше воспользоваться данным определением знаменитого французского структуралиста[991].