И вскрикивала вдруг, пугая присутствующих:
– Как бы я хотела продлить молодость и вальсировать, ах, вальсировать по паркету рука об руку с молодым мужчиной!
И Анфиса Сергеевна, несмотря ни на что, начинала кружиться, пока внучка, Анна, не уговаривала ее подняться к себе, в комнаты. Передавая на руки нянечке, специально нанятой для ухода за бабушкой, она делала страшные глаза и грозила карой небесной, если в следующий раз та не уследит за своей пациенткой.
Нянечка кивала, но как только Анна отворачивалась, гримасничала. Впрочем, няня была молода, ей было скучно в обществе Анфисы Сергеевны, которая почти весь день спала, в мягкой постели, погрузившись в такой долгий сон, что иной раз казалось, будто старушка и не дышит вовсе. Нянечку звали Ольгой, едва закончив медицинское училище, получив диплом медсестры, она, по знакомству, попала в дом Романовских и была счастлива спокойным сытым бытием своим, а также приличным жалованьем.
Пациентка ее, Анфиса Сергеевна, конечно, была дамой старомодной и со странностями, но Ольга предпочитала не обращать внимания, делая вид, будто ее не касаются чудаковатые и иной раз необъяснимые поступки старушки. Анфиса Сергеевна любила покричать, посердиться, но сердилась она, в основном, на… бесов.
Ольга признавала, что у Анфисы Сергеевны на самом деле пропадают иногда мелкие вещицы, необходимые в домашнем обиходе, объяснить их пропажу она не могла, разве что грешила иной раз на домработницу Юлию Евгеньевну.
Юлия Евгеньевна жила в особняке с начала девяностых, когда Романовские доказали через суд права на свой фамильный особняк и отбили дом у городской библиотеки. Была Юлия Евгеньевна важной, суровой теткой, но любила, когда никто не подсматривал, танцевать. Для того, она вставала на цыпочки, воздевала руки кверху и кружилась, изображая балерину, правда, старый пол предательски скрипел, но это ничего, главное, ведь не это. Одухотворенная и счастливая, выходила она тогда из своей комнаты, заставляя призадуматься дворецкого, по совместительству дворника и садовника, Илью Степаныча, который тоже любил помечтать, но мечты его сводились, как минимум к бутылке красненького, а как максимум, к объятиям Юлии Евгеньевны. Первая мечта всегда была осуществима, а вот со второй возникали проблемы.
Полупьяным, Илья Степаныч был способен на безрассудные поступки. При этом он не терял ни сил, ни сообразительности. Взобравшись как-то по водосточной трубе на второй этаж, он до смерти напугал Юлию Евгеньевну и она, едва не столкнула его вниз, заметив ухмыляющуюся физиономию, возникшую в окне своей спальни. Пьяным, Илья Степаныч делался несговорчив и чрезвычайно обидчив. Повсюду ему мнились заговоры, частенько оставляя домработницу с няней в кухне, где они любили чаевничать по вечерам, он уходил, якобы, к себе в апартаменты, сам же прокрадывался обратно, чтобы подслушивать. В разговоре двух дам, пусть даже о погоде, ему чудилась скрытая ирония и он, негодуя, вскакивал в кухню с криком протеста, чем неизменно пугал до икоты Юлию Евгеньевну и под смех Ольги, ретировался, огорченный, недоумевающий. Сильно пьяным Илья Степаныч делался, просто буен. Бежал на улицу, дрался с прохожими, нередко вступая в бой с крепкими парнями из полиции и уже будучи закован в наручники все равно сучил ногами и норовил ударить головой.
Изредка, раз в год, не чаще, на день рождения Анны, приезжала из-за границы сестра, Татьяна. Ходила с несчастным видом по комнатам, совершенно не спала, а только все сидела возле книжного шкафа, лихорадочно листая замусоленные страницы старинных книг, которые в семье Романовских хранились несмотря ни на что. Книги, большей частью на латыни были не востребованы остальными домашними, но Татьяна читала с необыкновенным вниманием и на вопрос Анны, что же она там хочет отыскать? Татьяна отвечала, едва подняв голову, что мучает ее тайна, тайна семьи Романовских…
Так и тут, незадолго до дня рождения Анны, сестра приехала и занялась чтением домашней библиотеки.
– Что еще за тайна? – насмешливо осведомилась Анна, устраиваясь в мягком кресле, с комфортом закинув ноги на журнальный столик.
– Дед, – коротко ответила Татьяна, со страхом взглянув в глаза своей обожаемой младшей сестрички.
Анна нравилась ей. Они были, как лед и пламя, противоположны и по духу, и по телу.
Анна, стройная, независимая, аристократичная, а Татьяна полновата, зависима от мужа и всегда вид имела такой, как бы это сказать помягче, побитый, что ли.
– А, что дед? – удивилась Анна, с интересом разглядывая свои полированные, покрытые перламутровым лаком, ногти.
– Он приходит ко мне во сне, – шепотом сообщила Татьяна. – Злится и требует развестись с мужем!
– Чем же твой благоверный ему не угодил?
– Думаю, он недоволен подлостью и изменой!
– Погоди! – встрепенулась Анна. – Твой муженек тебе изменяет?
Татьяна отмахнулась:
– Все его гулянки происходят по пьяни и абсолютно несерьезны! Ну, ходит налево, с кем не бывает!
Анна заметно оживилась, заерзала в кресле:
– Кто он? Хорош собой?
Татьяна отвела взгляд, толстые щеки ее покрылись румянцем: