Пять лет рядом с президентом

В Барселоне было всё не так, как в других регионах Испании. Чувствовалось, что каталонцы – это не совсем испанцы. Постоянно шли разговоры о независимости. После встречи с президентом Каталонии он сказал:

– Да… Эти ребята добьются своего.

После настоятельных просьб Ельцина главный врач госпиталя дал добро на выписку Бориса Николаевича, выдал ему историю болезни и предупредил:

– Только не бегайте по лестницам. Вам противопоказан перекос позвоночника. По крайней мере, пока.

Перед отъездом из госпиталя Борис Николаевич очень тепло попрощался с врачами и вспомогательным персоналом госпиталя. Медсестры его просто полюбили – и не обошлось без женских слез.

Из Барселоны вылетали 5 мая. Прямого рейса на Москву тогда еще не было. Я связался по телефону с лондонским представительством «Аэрофлота» (нам предстояло пересесть с самолета испанской авиакомпании «Иберия» на советский «Аэрофлот»). Просил, чтобы нас встретил посольский врач с болеутоляющими, а в салоне самолета оборудовали лежачее место для Бориса Николаевича.

В аэропорту Барселоны перед нашим отлетом к Борису Николаевичу подошла мадам Гонсалес, взяла его за руку и проникновенно сказала:

– Борис Николаевич, вы меня простили?

– За что, Галина? – Борис Николаевич сделал большие удивленные глаза.

– Ну, тогда, когда мы падали в самолете, я сморозила большую глупость. Вы же знаете, что мы, женщины, существа слабые…

Ельцин, конечно, понял, о чем идет речь – о той истерике в самолете, но великодушно ответил:

– Ничего не слышал, не видел, ничего не помню.

И галантно поцеловал ей руку.

Сотрудники «Аэрофлота» в Лондоне, казалось, всё предусмотрели. Только вот как пройдет эта пересадка – об этом почему-то не подумали, вернее, не знали, и Ельцину пришлось спускаться по лестнице в аэропорту Хитроу. А ведь главврач категорически запретил именно подобные передвижения, потому что они вызывали смещение позвонков, сильные боли и могли перечеркнуть все результаты операции.

К счастью, всё обошлось. Но даже когда он лег в кресло, которое стюардессы любезно оборудовали для него в салоне, и принял болеутоляющие лекарства, всё равно по его лицу я понял: дело очень плохо.

Еще из Барселоны я позвонил в Москву, в МДГ, кажется Аркадию Мурашеву, сообщил о времени прилета и необходимости прислать транспорт и «скорую». Пока мы летели, в Москве происходило следующее. Об этом я позже узнал от Оксаны.

Прилет Бориса Николаевича в Москву держали в тайне – во избежание лишнего ажиотажа и давки. Они могли только повредить Ельцину. Оксана не без труда добралась до Шереметьева-1. Оттуда шел автобус в Шереметьево-2, куда мы должны были прилететь.

– Ты не представляешь, – рассказывала она. – В первый автобус я не смогла сесть – такое количество народа ехало в Шереметьево-2. Почему-то все с большими букетами цветов. Первое, о чем я подумала: опять какая-то футбольная команда прилетает. С трудом протиснулась в здание аэропорта. Здесь меня подхватила толпа и в буквальном смысле понесла к двери, откуда должны были появиться пассажиры вашего рейса.

Я с недоумением смотрела на происходящее. Вышел Борис Николаевич, и людской водоворот, скандировавший «Ель-цин – пре-зи-дент!», поднес меня к нему очень близко. Его забрасывали цветами, что-то восторженно кричали.

Навстречу Ельцину бежал могучий и преданный Коржаков, которому я успел крикнуть: «Саша, прикрой Борису Николаевичу спину!»

Когда мы приземлились, нас уже ждала «скорая помощь». Но Ельцин, стиснув от боли зубы, наотрез отказался сесть в нее и ехать в больницу. От пресс-конференции он также отказался.

– Нет. Домой! Только домой!

И с трудом пошел к выходу. Лавина народа, бросившаяся навстречу Ельцину, вызвала у всех нас скорее ужас, чем восторг. Любой толчок для Бориса Николаевича мог оказаться критическим. Преданный Коржаков подоспел вовремя и заслонил своим могучим телом будущего председателя Верховного Совета России.

«Живое море» выплеснулось на улицу, не переставая скандировать: «Ель-цин – прези-дент! Ель-цин – прези-дент!» Ельцин был вынужден сказать несколько слов встречающим, успел немного пообщаться с межрегионалами и уехал.

Многие, не зная точного времени прибытия самолета, ожидали его уже более трех часов. Ельцин, прихрамывая, дошел до «Москвича», обнял Наину Иосифовну, и они уехали.

Горбачёву наверняка тотчас сообщили эту грустную для него новость: народ хотел видеть президентом СССР энергичного Ельцина вместо нерешительного Горбачёва.

Может быть, став президентом СССР вместо Горбачёва, Ельцин смог бы если не предотвратить, то хотя бы на время отсрочить распад страны, арестовав заговорщиков до начала путча? Теперь это уже не имеет никакого значения, история не знает сослагательного наклонения.

Надо признаться, что во время всей этой драматичной и скоротечной недели будущий президент России вел себя очень мужественно и достойно, как настоящий русский мужик.