Пять лет рядом с президентом

Вот и еще одна гора. Хотелось зажмуриться от ужаса; все безумно устали. Благополучно обошли ее и.… Мы глазам своим не могли поверить: маленький местный аэродром был прямо под нами, совсем рядом. Что это: интуиция штурмана или судьба?

Первая поспешная попытка сесть чуть не оказалась последней. Пилот, не имея по радио указаний диспетчера, пытался посадить самолет наугад. Потом нам объяснили, что садиться надо было только против ветра. А ветер оказался сбоку.

В результате сильный порыв ветра опрокинул самолет на левое крыло, и оно едва не зацепилось за покрытие взлетной полосы. Потом еще один заход. К счастью, исправно работали оба двигателя, чем и воспользовались опытные пилоты для изменения направления посадки.

На поле аэродрома появились «скорая» и старая пожарная машина.

Спасибо работникам наземных служб аэродрома, которые поняли, что ситуация аварийная и с помощью сигнальных флажков показывали летчикам направление ветра, чтобы они смогли правильно выбрать одну из двух полос и направление посадки.

По лицам пилотов я понял: это, очевидно, их последняя попытка. До земли оставалось совсем немного, вот она – рядом, можно садиться, но вновь неудача. Пилот попытался снова набрать высоту, но закрылки не работали, и измученный маневрами самолет почти рухнул на взлетно-посадочную полосу и стал прыгать, как мячик. Сильнейший удар пришелся на хвостовую часть, где сидели Ельцин и Суханов. Их подбросило, оба одновременно вскрикнули.

Борис Николаевич вышел из самолета с трудом, но без посторонней помощи. Пожал руки пилоту и штурману:

– Спасибо, здорово умеете ругаться, ребята. Хорошо звучит «сволочи» по-испански… Молодцы.

И повернувшись к Галине:

– Еще раз извините, такая у нас работа. Но Бог все-таки есть.

Он поспешил в диспетчерскую аэродрома, закусив нижнюю губу. Начала побаливать спина. Обследование самолета местным механиком подтвердило наши подозрения: он полагал, что скорее всего – саботаж.

Немедленно гостеприимный хозяин – президент Каталонии господин Жорди Пужоль прислал за нами свой реактивный самолет с вооруженной охраной, которая уже никого не подпускала к самолету до самого вылета.

Как назло, теперь мы попали в грозовой фронт. Самолет как щепку бросало из стороны в сторону; поздно вечером измученные, но живые и счастливые, что наши приключения закончились, мы прилетели в Барселону.

Ельцину становилось хуже, но он отказался от помощи, с трудом вышел из машины и поспешил в гостиницу. Нас поселили в хорошей высотной гостинице «Принцесса София», из окон которой открывался великолепный вид на город. Немного погуляли по городу. Борису Николаевичу становилось всё хуже и хуже.

– Встретимся завтра утром, – не глядя на нас, сказал он, поднимаясь в свой гостиничный номер, где провел бессонную от боли ночь.

Рано утром в понедельник 30 апреля, отказавшись от завтрака, Борис Николаевич поехал на радио давать интервью. Мы сидели вдвоем на заднем сиденье автомобиля. Всё чаще Ельцин закрывал глаза и откидывал голову назад. От резкой боли в позвоночнике он начал терять сознание. Срочно вернулись в гостиницу, отменили интервью и вызвали врача. Узнав об аварии, он предположил, что это травма позвоночника: необходимо срочно ехать в больницу и провести обследование. Ельцин долго отказывался.

– И не такую боль терпел, скоро пройдет.

Только он успел это сказать, как вновь потерял сознание. Мы со Львом Сухановым хотели посадить его в «скорую помощь», но услышали твердый отказ. Сели в легковую машину и, как назло, попали в пробки часа пик. Бесконечные торможения и разгоны просто добивали Ельцина.

Когда мы приехали в госпиталь, то с трудом уложили его на каталку и повезли на рентген. В тот момент он уже был частично парализован.

С каждым часом состояние Ельцина ухудшалось. Консилиум местных врачей пришел к единодушному заключению: необходима срочная операция. Главный хирург госпиталя профессор Льевет объяснил мне: от сильного вертикального удара раздроблен на мелкие куски один из межпозвоночных дисков. Многочисленные острые осколки при малейшем движении травмировали и защемляли нерв.

– Еще немного – и наступит полный паралич, – сказал главврач госпиталя.

В это время Борис Николаевич ненадолго пришел в себя, ему предложили немедленную операцию, иначе начнутся необратимые процессы.

– Немедленно сделайте мне новокаиновую блокаду, и я полечу в Москву.

В такой критический для своей жизни момент он думал о предстоящей первомайской демонстрации. Той самой, когда Горбачёв и его сторонники вынуждены были покинуть трибуну под громкий свист разгневанных демонстрантов.

Позже с большим трудом разыскали какого-то русского врача. Его заключение также не обнадеживало: «Лететь в Москву Ельцин уже не может, и пока вообще такие операции у нас проходят с серьезными осложнениями, в лучшем случае несколько месяцев он будет прикован к постели, а в худшем – паралич, это навсегда».

Ельцин продолжал отказываться от операции. По телефону его соединили с Наиной Иосифовной. Разговора я не слышал, но думаю, что и она тоже убеждала его согласиться на операцию.