Он и сам рассмеялся бы или соврал, превращая ссору в шутку, но лицо превратилось в холодную маску. Он не мог найти себе оправдания.
– Я пойду, – сдавленно сказала Джун и поднялась, забирая рюкзак и пальто.
– Подожди, то есть… всё? это конец? – недоверчиво усмехнулся он, пребывая в прострации.
Джун не ответила.
Они выбрались из паба на свежий воздух, который сыростью въелся в легкие. Джун не смотрела ему в глаза. В эту минуту общим у них было только дыхание, которое сплеталось в узоры из пара.
– Уверена, что не вернешься со мной в Иден-Парк?
– Да, уверена.
Черт.
Черт!!!
Ему стоило огромных усилий, чтобы ответить спокойным тоном и не задохнуться:
– Как хочешь. Мы уже выяснили, что твоя жизнь меня не касается.
Они отвернулись друг от друга и пошли в разные стороны. Каждый – в свою.
Дома Тони долго смотрел на фотографию в своей спальне. Он, Фрэнк и Бэмби. Счастливая семья – какой они могли стать, но не стали. И не станут. Фрэнка больше нет.
На плечи Тони вдруг навалилась неподъемная тяжесть, и он узнал: это оно, то чувство – подростком Джун всегда носила его в своих глазах, как бетонную плиту.
Обреченность… Осознание, что как бы ни старался, ничего не изменится. Никогда.
Нет, это чушь, не могут отношения оборваться из-за глупости, случайности, из-за проклятого несовпадения, так не бывает… Но он знал, что бывает. Люди уходят. Нет такого слова – навсегда.
Тони впервые за много лет по-настоящему протрезвел, увидел мир таким, какой он есть, без оттенка зеленых глаз и аромата лета.
Он ведь знал, что у этой задачи нет решения. Понял в самый первый момент много лет назад, стоило заглянуть в болотные глаза.
И она ведь не виновата. Никто не виноват, что для него прошлое было источником света, а для Джун – источником боли и срывов… Тони тоже был частью ее прошлого. Это данность. Поэтому и не складывалось. Она разрушала его тленом, он разрушал ее силой. Джун не хватало смелости, ему не хватало терпения. Первое недопонимание – и сразу лавина упреков сошла… Случись что-то действительно серьезное, и они вдвоем уже без дыхания лежали бы где-нибудь на окраине Эдинбурга с этими вечными «не отпускай меня – отпусти».
Все, хватит… Хватит мучить друг друга.
Джун
Холли, которая приехала забрать ее из паба, сочувственно вскинула брови домиком и протянула:
– Нет, домой сейчас нельзя.
Джун было все равно, поэтому она не сопротивлялась, когда подруга свернула на север, в поместье Беккетов.
– Спасибо за платье. У Тони эстетическая эпилепсия случилась, – как во сне, отстраненно сказала, но было не смешно. Шалость не удалась.
Черт… Когда оно всё настолько запуталось?
Джун несколько раз за вечер собиралась рассказать об угрозах миссис Паркер, но не смогла, каждый раз останавливал образ Иден-Парка, в котором новые хозяева, как вандалы, уничтожают историю клана Андерсонов прямо в рождественское утро. Выкорчевывают магнолию Иден, снимают картины со стен, прогоняют работников – всех, включая Генри и маленького Фрэнка.
Джун не перенесла бы, если бы стала причиной разрухи в раю: пришла и испортила идиллию, как падший ангел. Она всего лишь один маленький человек, а там – память целого клана. Это важнее… так ведь?
В доме Беккетов она, как подкошенная, свалилась спать в гостевой комнате, а утром в субботу проснулась и первым делом потянулась к телефону: разблокировать Тони, спросить, как дела…
Пришлось ударить себя по рукам.
Одетая в пижаму Холли, она спустилась на первый этаж и поплелась на кухню. Огромное светлое помещение в стиле хайтек встретило крепким ароматом кофе. Холли возилась с эспрессо-машиной. Надо же, так рано проснулась…
От чужой заботы стало теплее.
– Как себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила подруга.
– Не знаю.
– А он?
– Не знаю. – В носу защипало от слез.
Джун подтянула широкие, чересчур длинные для нее штанины и забралась на высокий стул. Машинально погладила правое запястье, поднесла к губам. Снова захотелось позвонить Тони, услышать его голос, но Холли поставила перед Джун маленькую белую чашку крепкого кофе, это и отвлекло от навязчивой мысли.
Подруга, в такой же пижаме, со вчерашней косметикой на лице, уперлась ладонями в столешницу и чертыхнулась.
– Вы расстались? – спросила она.
– Да.
– И что, он даже не пытался оправдаться?
– Нет. Он очень гордый. Обиделся. Футболку с разбитым сердцем надел… Он не изменял мне, понимаешь? Я в этом уверена. Он жутко разозлился и впал в тлен. – Джун отхлебнула обжигающе-горячего кофе, чтобы перебить вкус слез, и вдруг поняла: – Тони только со мной такой, причем исключительно в тех ситуациях, когда я вру. В нем темная сторона пробуждается. Я…
Джун резко вскинула голову и закрыла ладонью рот, а через мгновение пропищала: