Пятьдесят свиданий с врагом

Она заправила ровную прядь волос за ухо, и Тони вдруг перехватил ее руку, такую хрупкую в его сильной ладони. Раздраженно вздохнув, он сжал ее запястье – правое – поглаживая большим пальцем. На миг показалось, что сейчас случится чудо, мир перезагрузится, починит все неисправности – и Тони притянет ее к себе, обнимет, скажет, что все это одно большое недоразумение…

…но он задумчиво посмотрел на их сцепленные руки и поморщился. Выпустил ее запястье, отступил к машине и сказал:

– Удачи, Джун.

Звук захлопнутой двери с размаху ударил по нервам, оглушая, и Джун поняла: сегодня, сейчас Тони отпустил ее навсегда.

Какое уродливое слово: навсегда.

Тони

Солнце уже садилось, когда он вернулся в Иден-Парк. Холод в шотландской сырости пробирал до костей, но хотелось еще больше холода, чтобы заморозить мысли. Тони обул резиновые сапоги, набросил потертую рабочую куртку и направился к Речным садам. Там всегда становилось легче дышать. По пути он встречал людей, которые работали здесь много лет, улыбался, слушал о том, как сильно местные рады, что производство шоколада запустят.

Тони не любил шоколад, он любил Джун и не представлял, на кой черт ему теперь сдались шоколадки с надписью Forever For Every – «Навеки для Эвери».

Он смотрел на знакомый с детства, умиротворяющий пейзаж, а видел Джун. Ее глаза, ее губы. Слышал ее смех, ощущал прикосновение рук… Столько всего было между ними, и вдруг ничего не осталось. Причем без видимой причины, на пустом месте. Как такое вообще возможно?

И ведь не сказать, чтобы у них совсем не получилось стать семьей. Они старались. Правда, старались, но все оказалось слишком… Слишком-охренеть-как-больно.

Впереди, у ряда вишневых деревьев, постепенно разваливался старый каменный колодец, заполненный желаниями Джун доверху… Интересно, хоть одно исполнилось?

Тони не загадывал желаний с тех пор, как мать попала в реанимацию, но сейчас был как раз такой момент: обреченный, когда других средств не осталось, кроме как взывать к высшим силам. Поэтому он достал фунтовую монету из кармана, потер пальцем медно-цинковый профиль английской королевы и бросил в мутную глубину, услышав тихий всплеск.

Он попросил, чтобы Джун осталась в Шотландии. Нельзя, чтобы она уехала из-за их ссоры, да еще в прошлое, от которого упорно бежала столько лет.

Джун

Она не сразу вернулась в дом, а когда все-таки собралась с духом, то уже стемнело. Беккеты – отец и дочь – готовили ужин на кухне. Джун забралась на стул, вывела замерзшим пальцем узор на столешнице и тихо позвала:

– Холли…

– М-м?

– Я тут подумала… я уеду из Эдинбурга после Рождества.

– Куда? – насторожилась та.

– В Штаты вернусь.

Подруга отложила сырую морковку и переглянулась с отцом.

– А как же учеба? Тебе еще полтора года, – сходу начала торговаться Холли.

– Заберу документы, переведусь… придумаю что-нибудь.

Тем более от репутации в универе только мокрое место осталось.

– Нет… нет! Так нельзя. Ты не можешь из-за какого-то парня перечеркивать свою жизнь!

– Это не из-за него. Это ради него.

– Что ты имеешь в виду? – всполошилась Холли. – Есть какая-то причина, да? Ты чего-то недоговариваешь?

Джун тяжело сглотнула.

– Я не могу с ним остаться, иначе у него возникнут большие проблемы с бизнесом из-за меня.

– И он позволил тебе жертвовать собой, своим будущим?!

– Нет, он ничего не знает. Зачем? Пусть живет спокойно.

…пусть женится на подходящей, идеальной наследнице, вроде Фрейи Синклер, которая удовлетворит даже избирательную миссис Паркер.

Холли начала грубо материться, но отец остановил ее. Тронул за руку и многозначительно намекнул, что лезть в чужие отношения – себе дороже.

Но вечером, когда они заканчивали ужинать в гостиной, у электрического камина, сидя на полу вокруг небольшого турецкого столика – в семье любили традиции разных стран – то мистер Беккет сам поднял эту тему.

– Джун, ты ничего не съела.

– Аппетита нет.

– Тогда вина выпей.

– Голова еще сильнее заболит.

– Так нельзя, – укорил он, и она подумала, что он имеет в виду ее голодовку, но Мартин вытер губы салфеткой и продолжил: – За свое место под солнцем надо бороться.

Джун все же взяла бокал с белым вином и, прислонившись спиной к дивану, устало ответила:

– Для меня нигде нет места.

Мартин фыркнул, поражаясь ее депрессивному настроению:

– И не будет, пока не отвоюешь. Я несколько лет за тобой наблюдаю и, знаешь, Джун, ты совершенно безответственная по отношению к себе. Судьба вкладывает тебе в руки подарки, а ты отдаешь их другим. Кто так делает?!

Она растерянно пожала плечами, задерживая сухое, слишком кислое вино во рту и не зная, выплюнуть или проглотить.

– Папа, не заводись! – осадила его Холли, но мистер Беккет зачесал пальцами распущенные длинные волосы и взмахнул руками:

– А ты тоже хороша! Только идея для альбома начала складываться, как ты сразу струсила и пригласила в группу первую встречную!

– Разве Сиенна не подходит? – удивилась Джун.