Пятьдесят три письма моему любимому

Мааман ничего не заметила. Дети ничего не увидели. Неужели мое лицо ничего не выдавало?

Я ехала домой, прислушиваясь к их бесконечной болтовне.

Бабушка меня постригла. Тебе нравится?

А у Наташи есть парень.

Нет, конечно.

А вот да. Ты с ним болтала по телефону. Часами, мам.

А Заин играл на деньги.

В «Бинго»! И я честно выиграл.

Двадцать квотеров.

Ну да. И что?

Ты ограбил стареньких тетенек. Мам, он взял деньги у подруг Мааман.

А ты ябеда.

А что на ужин?

Они помчались вверх по лестнице в блаженном неведении, а я осталась стоять в гостиной.

Я положила ключи на полку. На автоответчике мигала красная лампочка. Четыре новых сообщения. Я нажала кнопку.

– Добрый день, Шейда. Это доктор Горман. Пожалуйста, перезвоните мне, когда вернетесь.

Я записала номер. Остальные звонки были без сообщений.

Я посмотрела на часы. Половина седьмого вечера. Перезвонить или подождать до завтра?

Я набрала номер.

На звонок ответила женщина.

– Здравствуйте, я могу поговорить с доктором Горманом?

– Дорогой, это тебя! – позвала она.

Черт. Это домашний номер.

– Алло?

– Доктор Горман, это Шейда Хиджази.

– Шейда. Да. Я пытался вам дозвониться. В маммограмме обнаружились некоторые отклонения. Возможно, ничего страшного, но я бы хотел назначить дополнительную проверку.

У меня подогнулись колени.

– Да, конечно. – Я села. – Я позвоню маме и назначу визит.

Доктор помолчал.

– Я звонил не по поводу маммограммы вашей матери, Шейда. Я имел в виду вас.

36. Передумала

18 августа 2000 года

В дверь позвонили несколько раз, без перерыва. А потом начали громко стучать.

Наташа. Вечно такая нетерпеливая.

– Иду, иду! Что ты забыла на этот раз? – я распахнула дверь.

И мое сердце едва не выскочило из груди.

– Трой? – я побледнела. – Ты… Ты не должен приходить сюда.

– Не должен? – Он прорвался в дом мимо меня. – А где я должен быть, Шейда? Ждать у телефона? Преследовать тебя на работе? Проверять почту? Шейда, какого черта? – Он ударил кулаками по консоли в прихожей, так что «черт» сопровождался гулким грохотом, как запиканные нецензурные слова в песне по радио.

– Я передумала.

– Вот так просто. Взяла и передумала. – Он начал мерить шагами прихожую. – И когда же ты собиралась сказать мне об этом? Когда, Шейда?

– Я ошиблась. – Мой голос дрожал. – Я увлеклась моментом. Мы были вдвоем, мы уехали… Это была… иллюзия.

– Ах, иллюзия? – он рывком прижал меня к себе. Наши тела соприкоснулись, и у меня перехватило дыхание. – И это тоже иллюзия?

Его губы напали на мои.

– И это? – Его рука скользнула мне под платье и сжала бедро.

– А как насчет этого, Шейда? – Он сдвинул в сторону мои трусики и сунул в меня два пальца.

– Скажи мне, Шейда! Скажи, что я все это только придумал. – Он прижал меня к двери и усилил свои ласки. – Скажи мне, что ничего этого нет. – Он провел пальцами по моей шее, оставив на ней безошибочный след моей реакции.

– Это ты, Шейда. – Его палец проник в мой рот. – Твой вкус, твой запах, твоя кожа, твои касания. – Потянув за волосы, он заставил меня откинуть голову. – Скажи мне, что ты – выдумка, Шейда. Ну же!

Я слышала глухой стук его сердца. Мы оба прерывисто дышали. Его глаза потемнели, зрачки расширились так, что голубая радужка виднелась лишь по краям. Он был воплощенная эмоция. Ярость. Голод. Любовь. Боль.

Громкий звонок телефона резанул по моим натянутым нервам. Трой продолжал прижимать меня к двери. Включился автоответчик.

– Добрый день, Шейда. Это Лиза из офиса доктора Мейсона.

Я вырвалась и побежала к телефону.

– Мастэктомия назначена вам на 12 сентября…

Бла-бла-бла еще что-то. Би-и-и-и-п.

Нет. Нет-нет-нет-нет-нет.

Я скинула автоответчик с полки. Он разбился на большие пластиковые куски. Я обернулась к Трою. Моя грудь тяжело вздымалась.

– Ну что, доволен? Ты все еще хочешь быть со мной? Увидеть, как мне отрежут грудь? А может, ты хочешь посмотреть, как я облысею? А? Держать таз, пока я буду блевать?

С каждым вопросом я толкала его в сторону двери. Он не сопротивлялся, позволяя мне бить его сжатыми в кулаки руками.

– Уходи, Трой! – Я распахнула дверь. – Я не могу больше выносить твоих воздушных бабочек, твоей безупречной любви в твоем безупречном мире! Слышишь? Не могу!

Выражение его лица. Словно я высосала из него всю душу.

Оно убивало меня. Просто убивало. Но я не хотела, чтобы он надеялся на жизнь со мной, когда я сама не могла надеяться на эту жизнь. Я не хотела тащить его с собой в ад.

– Убирайся! – Толкнув его в последний раз, я отвернулась.

Тишина. Потом я услышала щелчок двери.

Я это сделала. Наконец сделала. Я оттолкнула его. Ради него же.

Я опустилась на колени и согнулась, касаясь пола, обхватив себя руками, как новорожденный, выпавший из матки, замерзший, голый и окровавленный.