— Так почему же ты думаешь, что другим — нет? Если из всего автобуса наберется хотя бы несколько человек, которым было интересно, значит, я старалась не зря. — Внимательно посмотрев на огорченную невестку, Вера Константиновна обняла за плечо и зашептала: — Хочешь новый анекдотик?.. Армянское радио спрашивают: дойдет ли верблюд из пустыни Кара-Кум до Москвы? Армянское радио отвечает: дойдет. Если в Горьком не сожрут… Ничего, да? Но, по-моему, вряд ли он, бедняга, и до Горького доберется. Помнишь, как голодные болдинцы чуть не сшибли тебя с ног? Думаю, они бы и от верблюжатинки не отказались!
Прижавшись друг к другу и согревшись, они всю обратную дорогу не переставая хихикали под мощный храп просвещенного народа.
Веселого было много, но и грустного не меньше. Однако, приезжая домой, в Москву, особенно часто в первый год, пока заочно заканчивала институт, она рассказывала маме лишь о тех эпизодах своей жизни, которые укладывались в формулу «семейное счастье». А на что жаловаться? Ведь ей, Инусе, не блиставшей никакими особыми талантами, не отличавшейся ни глубоким умом, ни выдающимися внешними данными, удивительно повезло в жизни: красавец муж, умный, образованный, замечательная свекровь, хорошая квартира и денег вполне хватает. Правда, временами хочется выть от одиночества, но в этом виновата она сама. Если бы она не была такой бесхарактерной дурочкой, которую за хорошее поведение обещали свозить на Байкал, сейчас рядом щебетал бы пятилетний малыш, мальчик или девочка — все равно.
Как она могла тогда послушать Славу и совершить страшное преступление — убить своего ребенка?! А на Байкал они все равно не поехали тем летом. Слава отправился с друзьями-альпинистами в горы. Оттуда он привез великолепные фотографии: компания довольных жизнью бородатых мужичков на фоне искрящихся на солнце снежных вершин. Слава, безусловно, впереди — красавец в альпинистском снаряжении. Девушки на снимках отсутствовали, но, скорее всего, они поджидали смельчаков у подножья горы…
Выключив свет на кухне, она отодвинула выгоревшую до бледно-желтого занавеску с оборочкой и посмотрела вниз, в темноту дождя… Уже половина одиннадцатого, и никого!
Какая же тоска! Домашнее хозяйство давно не радует. Не хочется больше никаких новых занавесок, никаких рецептов, надоело стоять по очередям, надоело убираться, надоело шить и вязать. Трехстворчатый гардероб забит платьями, юбками, брюками, сшитыми долгими одинокими вечерами на новой машинке «Веритас», кофточками и свитерочками. Только зачем все это? Куда в них ходить? В театре «имени Веры Константиновны» пересмотрен весь репертуар, в другие театры идти одной, без Славы, который до позднего вечера занят непонятно чем, как-то уж совсем унизительно. В компанию? Хватит с нее компаний! Начинаются танцы, и в полумраке, при свечах, все кафедральные девицы, будто из чистой дружбы, виснут у Славы на шее.
Пора бросить все и уехать в Москву! Навсегда покончить с тупым, бессмысленным существованием, со скукой, ревностью, Славиным равнодушием и начать новую жизнь, пусть и не очень радостную, но свою собственную. Завтра же она соберет чемодан и уедет!.. Нет, завтра не получится, надо допечатать статью. Тогда послезавтра!.. Послезавтра нужно обязательно забрать Славин костюм из химчистки.
Чертова химчистка! Собираясь туда, она нашла в кармане пиджака очередное анонимное послание какой-то студентки: Станислав Андреевич! Вы удивительный! Необыкновенный! Я понимаю, что мое чувство останется без взаимности — Вы женаты, но я Вас люблю! И буду любить до самой смерти! Несчастная студентка третьего курса. Не студентка несчастная, а жена, она разорвала записку и заплакала: вдруг это чувство уже взаимно? Почему Слава возвращается все позже и позже? Кто без конца звонит и бросает трубку, если к телефону подходит не он?
В свете фонаря промелькнула маленькая фигурка в синем плаще. А где же Слава? Наверное, обнимает сейчас ту самую студентку…
— Приветик! Ты что это в темноте? — Свекровь на ходу включила свет и потащила в ванную мокрый плащ. — Забыла зонтик в театре, автобуса не дождалась, поперлась пешком и вымокла как собака. Организуешь чайку горяченького?
Кружка с чаем и вазочка с брусничным вареньем стояли на столе, но Вера Константиновна ни к чему не притронулась.
— Инусь, что с тобой происходит? Опять заскучала? Сядь, давай поговорим.
— Давайте.
— Я давно собиралась сказать тебе… — Свекровь задумалась, словно в смущении отвела глаза, и она похолодела от страха, решив, что сейчас Вера Константиновна наконец сообщит ей о том, о чем, должно быть, знают все, кроме доверчивой, наивной жены. Видимо, в эту минуту у нее было очень глупое выражение лица, потому что Вера Константиновна передразнила, скорчив смешную рожицу. Потом с тяжелым вздохом покачала головой. — Ох, Инка! Нельзя молодой девке целыми днями греметь кастрюлями! С тоски ведь подохнешь! Давай-ка устраивайся ты на работу.
— На работу? — Такого разговора она никак не ожидала. — Но Слава же не хочет, чтобы я работала.