Пятое время года

Вера Константиновна обиделась. Поджала губы, замолчала. Только отступать было не в ее правилах: отставив чашку, она зло стукнула кулачком об кулачок.

— Откуда в тебе, Славка, этот нигилизм? Как будто ты не мой сын! Вместо того чтобы заниматься демагогией, поехал бы со мной в воскресенье и воочию убедился, насколько я права. Я настоятельно требую, чтобы ты поехал!

Слава отреагировал на «настоятельное требование» очередным смешком и преспокойно потянулся за вторым куском пирога. Никогда не участвующая в жарких баталиях невестка тем временем подумала, что совсем неплохо было бы в воскресенье всем вместе, втроем, съездить в Болдино: и самим посмотреть, и Вере Константиновне доставить удовольствие. Однако в ответ на ее вопрошающий взгляд Слава затряс головой и сделал страшные глаза — мол, ни за какие деньги!

Расстроенная веселой непробиваемостью сына, Вера Константиновна нервно курила свой вонючий «Беломор» и не замечала всех его насмешливых гримас. Немножко успокоившись, примирительно улыбнулась:

— Славк, так поедем со мной в воскресенье?

— Я уже имел удовольствие как-то сопровождать тебя, впечатлений хватило надолго. Это не для белого человека! — Иногда невероятно бесчувственный, Слава не желал замечать, что Вера Константиновна уже сердится, что она болезненно воспринимает его шуточки и подтрунивание.

— Вера Константиновна, а можно с вами поеду я?

Экскурсионный «львовский» автобус был на удивление полон. Заспанные дядьки, длинноволосые парни в красных водолазках, женщины с хозяйственными сумками и их детишки школьного возраста, несмотря на ранний час, пасмурную, холодную погоду, в восемь утра уже с нетерпением поглядывали в окошки. Ближе к выходу разместились запыхавшиеся пенсионеры, заводские ветераны труда, в парусиновых кепочках и с палочками.

Свекровь усадила невестку на переднее сиденье, над которым висела табличка «Место для экскурсовода», пересчитала всех по головам, чтобы никого не потерять в дороге, велела шоферу закрыть двери и трогаться. Взяла в руки микрофон и, дождавшись, пока смолкнут голоса, начала:

— Дорогие товарищи! Сегодня наш путь…

Вступление полусонная невестка знала почти наизусть, но, чтобы не обидеть Веру Константиновну, сделала вид, будто внимательно слушает. Сама же размышляла о всяких глупостях. Еще вчера вечером, собираясь на сегодняшнюю экскурсию, она опять пожалела, что у нее нет джинсов. Хороших, дорогих «супер-райфл», как у Славы. Ведь джинсы — это и красиво, и модно, и удобно. Только их очень трудно достать. Не хочется просить Женьку, чтобы она снова просила Надю, а та, в обмен на дефицитную обувь, через каких-то знакомых доставала джинсы… Целая история! Но если все-таки получится, к джинсам очень подойдет батник в мелкую красно-белую клеточку и новый, только что связанный голубой свитер — когда холодно… Еще бы джинсовую юбку или сарафанчик, босоножки на высокой платформе. Как у Женьки, «подарок Вилли Брандта»…

Погруженная в приятные размышления, она, тряпичница, и не заметила, как автобус миновал черту города и выехал на узкое, разбитое шоссе. Во всех сумках, будто по команде, отчаянно зазвенело, и по этому поводу из задних рядов раздался дружный мужской хохот.

Бедная Вера Константиновна, читая пушкинских «Бесов», подпрыгивала вместе с автобусом и вдобавок сражалась с микрофоном, который хрипел, отключался или выдавал такой громкий звук, что свистело в ушах. Потеряв терпение, она выключила микрофон и перебралась в середину автобуса, где и продолжила декламировать. Женщины слушали внимательно, лица мужчин были тупо напряженными. «Осень», известная многим со школьных лет, вызвала гул одобрения, и свекровь не без удовольствия поклонилась во все стороны.

— Товарищи, какие у вас есть вопросы? Я с удовольствием отвечу на них.

Спрашивать экскурсанты стеснялись и отводили глаза, когда на ком-нибудь из них останавливался приветливый взгляд Веры Константиновны.

— Вам что же, товарищи, неинтересен был мой рассказ?

— Интересно, интересно! — закивал головой старичок-пенсионер, а женщина, рядом с которой грыз пряник белобрысенький мальчик в пионерском галстуке и пилотке, покраснев от смущения, спросила: — Не скажете, а сколько у Пушкина было детей?

Еще несколько вопросов тоже касались личной жизни поэта. В особенности всех интересовало, изменяла или не изменяла Пушкину жена. Вера Константиновна, не вдаваясь в подробности, со снисходительной улыбкой еще раз повторила, что, по ее мнению, нет, и объявила перерыв на двадцать минут…

— Ну, как, Инуськ?

— По-моему, замечательно!

— Спасибо. Сделала перерыв, нельзя говорить долго, у слушателей притупляется восприятие. Что ж так трясет? — Подпрыгнув вместе с ойкнувшей невесткой, Вера Константиновна вцепилась в сиденье и засмеялась: — Дороги у нас все такие же паршивые, как во времена Пушкина и Гоголя! Свято храним традиции!

За спиной чувствовалось сильное оживление: басовитые, веселые голоса, шуршание бумаги и отчетливое позвякивание бутылок и стаканов. После перерыва лица мужчин приобрели осмысленное выражение, а глаза потеплели.