Пятое время года

— Не комильфо, ма шер! — Голубое полотенце взметнулось и, на глазах у изумленной публики описав дугу под потолком, приземлилось на диван. Не дав Инусе опомниться, Жека стремительно подхватила ее под руку и поволокла за собой. — Айда, Инесса Армандовна, на кухню! Посмолим «беломорчика»! Так сказать, антерну. Отведем душу!

Из коридора раздался Жекин хохот, затем не менее громогласное: «Ой, Инк, я уж подохренела изображать Анну Палну Шерер!» — и Инусин сдавленный смех.

Ему вторил возле уха сдавленный смех Колючкина:

— А у вас тут весело, как я погляжу!

— Вы не обиделись?

— Нет… в принципе, мне очень понравилось. Классно закусил… ха-ха-ха!

За проявленный героизм в борьбе с тортом он получил традиционный поцелуй в подбородок. По понятной причине поцелуй был коротким, полусекундным, и, тем не менее, из-под светло-серого пиджака навстречу сразу же хлынула жаркая, мощная энергия.

— Татьяна Станиславна, может, сбежим? Это удобно?

— Конечно, сбежим. Я только переоденусь.

Старания не прошли даром: увидев «римлянку», Колючкин, в ожидании опять поправлявший узел галстука, заулыбался из зеркала и восторженно присвистнул: фью-ю-ю! Но когда окрыленная успехом, она, подобно белому лебедю, влетела на кухню, то поняла, что совершила непростительную ошибку. Инусино лицо застыло в великой скорби: мама отнюдь не пришла в восхищение от туники неизвестного происхождения и особенно от толстенькой золотой цепочки.

— Мам, не ты ли говорила, что детям нужно доверять? Вот и доверяй! И не волнуйся, я тебе обязательно позвоню. Пойди, пожалуйста, попрощайся с Николаем.

Лучше было бы уйти по-английски!

— До свидания, Николай. — До свидания, Инна Алексеевна. — Приходите к нам. — Спасибо, обязательно. — Очень приятно было познакомиться. — Мне тоже. — Приходите. — Обязательно. — Всего доброго, Николай. — До свидания, Инна Алексеевна. — Приходите…

— Все, Инусь, пока! — Вышло не очень-то вежливо, но желание оказаться в лифте вдвоем с Колючкиным перевесило искреннее сочувствие к Инусе, которая, конечно же, не могла не отпустить свою взрослую дочь, но и отпустить тоже никак не могла.

Вот черт! На лестничной клетке в ожидании лифта топталась соседская старуха со злобным пекинесом на руках.

Мало того что весь пролет в девять этажей наглая старушенция беззастенчиво разглядывала «расфуфуренную» соседскую девчонку и ее «шикарного хахаля», так еще и на выходе из подъезда почти наступала на пятки. Колючкин усмехнулся:

— Неслабый конвой! — Незаметно, но очень крепко сжал руку, быстрыми шагами направился вперед, к машине, и распахнул заднюю дверь. — Прошу!

Его темпераментное пожатие заставило забыть обо всех любопытных старухах, пучеглазых собаках и вообще обо всем на свете. Кроме… В прострации опустившись на сиденье, она откинула голову и замерла в ожидании первого после бесконечной разлуки страстного поцелуя.

Прождала, надо сказать, довольно долго. Пока не сообразила, что машина давным-давно едет. Коварный обманщик, Колючкин сидел впереди, рядом с «немым» водителем Геной, и был всецело поглощен разговором по мобильнику:

— Короче, цена пока стабильная, но, думаю, тянуть особо не надо…

Мелькали желтые окошки электрички, контуры деревьев, слепящие фары машин. На несколько секунд все заволокло черным дымом, но извергающий его грузовик быстро остался позади. Пролетел на невероятной скорости пустой автобус-«гусеница» — в парк. «Мерс» вырвался на Кольцевую. Деловой человек, сменив уже по меньшей мере двух собеседников, продолжал общаться исключительно с внешним миром. На каком-то своем, далеком, чужом языке. Непонятная лексика поначалу раздражала ужасно: а какое, собственно, отношение имеют все эти вертлюги буровые и краны шаровые ко дню рождения девочки Тани? — однако спустя некоторое время чужой язык оказался вполне переводимым, а виртуальные собеседники Колючкина благодаря разнообразию его интонаций обрели плоть и кровь. Игорь Тимофеич? Прошу прощенья. Николай. Я не поздно? Вы велели позвонить, докладываю… — это, безусловно, большое начальство, мафиозного вида дядька лет под шестьдесят, мается от бессонницы. Юрок? Как здоровье? Получше? Молодец! Ну что там у нас в конторе? Доложи поподробней — это сослуживец, больной, заспанный, однако ни болезнь, ни два часа ночи по местному времени — не в счет, дело превыше всего. «Михалыч» — молодой, страшно бестолковый парень, еще не спит, но соображает хуже, чем спросонья. Короче, Михалыч, слетаешь туда дня на два. Понял? Разведаешь обстановку, и не больше. Понял? Лишнего на себя не бери. Все! Отцу привет передавай…