Пятое время года

Тождественность яви и тех чувственных снов, что мучили весенними ночами, ошеломила, но не испугала, наоборот, породила счастливую мысль о предопределенности свидания здесь… Впрочем, все это дежавю могло быть и результатом большого желания избавиться от вновь нахлынувших сомнений и угрызений совести.

Тонкая полоска света из двери расширилась, добежала до окна.

— Татьяна Станиславна, где ты там? Я уже побрился, смыл все грехи… хи-хи… а ты все о чем-то размышляешь. Короче, пошли на кухню, будем праздновать твой день рождения.

— Мой день рождения закончился полтора часа назад… Но, так и быть, я сейчас приду…

Коммунальная кухня, еще месяца три назад страшная, обшарпанная, заваленная пыльными мешками с кусками старых досок и штукатурки, превратилась в террасу с плетеной мебелью. За воздушными занавесками, казалось, спит ночной сад, а на месте бывшего Пелагеиного чулана, в глубокой нише, стояли самые настоящие садовые диван-качели.

— Это вы так замечательно здесь все оформили или дизайнер?

— Нет, я сам. — Обернувшись, Колючкин не без удовольствия огляделся и снова захлопал дверцей холодильника. — Понимаешь, сама квартира просторная, красивая, в принципе и ломать-то ничего было не надо, а кухня, как гроб. Темная, страшная, окно узкое, какой-то чулан с тараканами. Странно даже при такой-то квартире.

— Ничего странного. Это в наше время кухни приобрели статус столовой, а в начале прошлого века, когда строился этот дом, они использовались по своему прямому назначению. Кухня была вотчиной кухарки. Она жила в чулане, на рассвете растапливала дровами плиту и день-деньской варила и жарила. После революции большинство таких кухонь стали коммунальными, а кухарки переквалифицировались в соответствии с лозунгом: любая кухарка должна уметь управлять государством.

Колючкин иронически хмыкнул в ответ и не более того. Продолжал с увлечением хозяйничать. Почти нулевая реакция только лишний раз доказывала, что он «ни сном ни духом».

— Давайте я вам помогу?

— Не-а… Если скучно, лучше покачайся.

Сервированный на двоих стол подъехал к качелям. Придвинув себе ногой плетеное кресло, Колючкин подхватил бутылку шампанского и, внимательно посмотрев на нее, сделал вид, что страшно удивлен:

— Надо же, «Вдова Клико»!.. Вот жизнь пошла.

— Действительно. Если бы кто-нибудь сказал мне, что в половине второго ночи почти что у стен Кремля я буду качаться на качелях и пить «Клико», я бы ни за что не поверила… да еще в доме своей прапрабабушки.

Второй «пробный шар» катился до него долго — пока он медленно, по краю бокала, не наполнил шампанским сначала один, затем второй бокал.

— Слушай, я чего-то не въехал? О какой это бабушке ты говоришь?

— Не о бабушке, о прапрабабушке.

А он уже и забыл, о чем спрашивал! Принялся угощать в своей обычной манере:

— Попробуй салат, из Елисеевского, может, не отравимся…

Чувствовалось, что ему не терпится поесть, выпить шампанского, послушать музыку, однако держать его в неведении показалось нечестным. Вместе с тем правдивый рассказ подразумевал присутствие в нем Анжелки, а выговорить ее имя не было сил…

— При каких обстоятельствах вы купили эту квартиру?

Окольный, наводящий вопрос получился серьезным до смешного, и Колючкин, воспользовавшись случаем поподтрунивать, тут же испуганно подался вперед:

— Криминал какой-нибудь?.. Нет, это не ко мне! У меня все чисто. Короче, я здесь ни одной прабабушки не видел. Тут одни рыжие мужики толклись, полный коридор.

— Рыжие?.. Это, скорее всего, дети или внуки Пелагеиного сына. Дело в том, что она влюбилась в рыжего солдата…

— Не понял. Кто влюбился в солдата? Прабабушка?

— Да нет! Послушайте, история такая. У моей пра-пра-бабушки, Эммы Теодоровны, была горничная, Пелагея. Сначала она жила в том самом чулане, где впоследствии обосновались тараканы. Пелагея влюбилась в революционного солдата, и у нее родился сын, тоже рыжий, а те рыжие, которых вы видели, его дети или внуки.

Колючкин перестал посмеиваться, с недоверием сощурился: разыгрываешь, да? — и, наконец, в изумлении покачал головой:

— Ну и дела-а-а… Купил мужик квартиру для тайных свиданий с девушками, а тут целая «Сага о Форсайтах»! Неслабо… Ну, раз так, тогда за твое возвращение к родным берегам! С днем рождения, Татьяна Станиславна!

Бокалы отзвенели. Один был выразительно выпит до дна, другой, несмотря на изысканность напитка, лишь пригублен. Алкоголь затуманивает, а хотелось бы разобраться еще кое в чем. По логике вещей, он должен был спросить: а Анжела что, тоже не в курсе, чья это была квартира? Но он не спросил. Получалось… в том-то и дело, что ничего не получалось.

Судя по тому, как приподнимались, опускались и сходились у переносицы его брови, Колючкин тоже думал не исключительно о красочных кубиках «греческого» салата. Мыслительный процесс не затянулся: брови вернулись на место.