С каждым новым звонком не очень-то понятная, но, скорее всего, его прозаическая деятельность представлялась все более увлекательной. Хотя речь шла по преимуществу о неодухотворенных железках, эти железки составляли основу большой азартной мужской игры. Причем игры в бешеном темпе. Выигрывал, по-видимому, тот, кто был способен выдержать этот темп и обладал бо'льшим количеством информации, то есть мог просчитать «партию» до конца. То, что Колючкин должен был лидировать, не вызывало сомнений. Во-первых, темперамента ему не занимать — ого-го! — а во-вторых, в его голове помещалось просто дикое количество всевозможных данных. Жаль, Инуся с Жекой не слышат, как компетентно, с ходу — без проблем! — он решает все вопросы!
Чтобы не скончаться от все жарче разгоравшихся чувств, она заставила себя оглохнуть и отвернулась к окошку. Иначе ведь умрешь и не узнаешь, какой сюрприз он приготовил своей Татьяне Станиславне! Наверняка что-нибудь грандиозное, вроде этого фантастически красивого города, наполненного мириадами мелькающих огней, никогда прежде, из подземки, не виданного. Из света огромной магистрали машина-птица — что там Гоголь со своей тройкой! — проваливалась в темноту переулков, разрезая черную августовскую ночь, выныривала на расцвеченную рекламой площадь и улетала вниз, в тоннель…
«Деловая» часть поездки закончилась: бархатные кусочки таинственных, безлюдных бульваров затопила музыка: Et si tu n’ existais pas… Сверкнули лукавыми огоньками узкие глаза, и голос Джо Дассена словно бы исчез — его сменил другой проникновенный мужской голос, подпевающий еле слышно: Если б не было тебя… Увы, присутствие водителя не позволяло обнять Колючкина за шею и, чмокнув в родинку под ухом, прошептать: а если б не было вас… я бы!.. я бы!.. я бы утопилась в Москве-реке!
Рубиново-яркий «красный» и жгучий «зеленый», растиражированные светофорами Тверской, ослепили, вернули в иное измерение, и сразу же посетила очень неприятная мысль: они едут к Анжелке. Машина уже неслась вниз по Тверской, в направлении Анжелкиного дома, а задать вопрос, куда мы едем, не поворачивался язык. Опять-таки из-за водителя. Еще подумает: ну дают эти современные девчонки! Даже не знает, куда ее везут.
Ура! «Немой» Геннадий, дай бог ему здоровья, неожиданно притормозил и свернул направо, в бабушкин переулок. Сделанное тут же, на радостях, просто так, смеху ради, предположение: вряд ли Алжелкина месть простирается так далеко? — забавляло ровно до тех пор, пока машина не остановилась.
Открыв заднюю дверь, Колючкин, как ни в чем не бывало, протянул руку:
— Ты уснула? Просыпайся, приехали… Ген, что там у нас в багажнике?
Вот, значит, какой он приготовил «сюрприз»! Невозможно было поверить, что он мог поступить так жестоко, но факт оставался фактом: во всем старинном сером доме не горели только три окна на третьем этаже. Те самые…
— Татьяна, ты где?.. Куда ты?! Стой! Подожди! Вернись!
Мертвые листья вывороченной с корнем сирени, чернильно-угольные в тусклом свете далекого фонаря, шуршали, прямо как живые. Их зловещий шелест и подрагивание вместе с неясными, извивающимися повсюду тенями наводили леденящий ужас: змеи! «Змеи» лениво передвигались по дорожке, заползали в зияющие черной пустотой канавы, скрученные в кольца, до поры до времени дремали на кучах земли, а к фонарю — ой, мамочка! — словно руки мертвецов из разрытых в полночь могил, тянулись гигантские сорняки-мутанты… Сумасшедшая! Зачем она примчалась в этот садик, похожий на кладбище из-за нарытых повсюду канав под трубы теплоцентрали, на который со всех сторон надвигаются нежилые дома с подозрительными белесыми полосками света на лестничных клетках? Зачем забилась в эту темную беседку, заунывно поскрипывающую при малейшем движении или даже вздохе? Зачем вообще убежала?.. А затем, что не нашла в себе мужества возмутиться в открытую и задать те вопросы, что и сейчас еще рвались из души: «Почему вы не предупредили меня, куда мы едем? Или вы считаете, что у меня нет ни элементарной гордости, ни чувства собственного достоинства? Как вы могли подумать, что я соглашусь провести с вами ночь в квартире, где жили мои предки, а теперь будет жить Анжела и ваша жена?»
Попробуй-ка, произнеси такое! Особенно насчет жены. Да и озвучивать все эти гневные филиппики, в сущности, было незачем — так, сотрясение воздуха. Раз он привез сюда, стало быть, считает, что все это в порядке вещей.
Свеженький кладбищенский ветерок, прогуливающийся по листьям и раскачивающий фонарь, в конце концов прочистил мозги: не может он так считать! Скорее всего, он вообще не знает предысторию своей новой квартиры. Анжелка, чья месть бывшей квартирантке простерлась столь далеко, эту подробность, естественно, скрыла.