Пятое время года

Анжелкина информация об отце, вопреки страстному желанию раз и навсегда выбросить его из головы, очень заинтриговала. Мрачный, самодовольно надутый, он, оказывается, умел быть другим: играл в войну, носился по дому, разбил вазу… После чего в растерянности — или свирепо? — взглянул на завопившую истошным голосом, схватившуюся за сердце тумбу-жену, которой напольная ваза дороже всего на свете… Нет, не свирепо. Тогда обошлось бы без скорой. Выходит, растерянно. Если учесть, что «сердечница» старше года на два, то, скорее всего, именно она и командир в доме. Кстати, сколько же, получается, ему лет? В армию идут в восемнадцать, Анжелке будет двадцать, стало быть, тридцать восемь. А женился он в семнадцать. Рановато! Надо полагать, всему виной — предстоящее Анжелкино появление на свет. Одним словом, женили парня… Так-то оно, может быть, и так, только господин Швырков и отдаленно не походил на свой новый «портрет»…

— Таньк, ты чего, уснула? Я говорю, говорю, а ты не слушаешь!

У больных есть свои колоссальные преимущества: если хочешь спрятать свои мысли, можно сделать вид, что, сама того не желая, задремала, потом чуть приоткрыть глаза, со стоном загородиться рукой от невыносимо резкого света и, дождавшись, когда он сменится на рассеянный, настольный, подсунуть под спину подушку.

— Я вся внимание!

Возбужденная театралка оседлала стул, и по стене загуляла смешная тень — длинная кегля с растопыренными граблями-пальцами.

— В общем, зашли. Такой нормальный театр, кресла бархатные… Сначала я не очень врубилась. Чего-то не из нашей жизни. Как бы немцы они… или американцы? — Анжелка на секунду задумалась и, отмахнувшись, снова захрюкала от смеха. — Баба там одна здоровенная была, все к мужикам приставала! После юбку задрала, а это мужик переодетый. В колготках! Прям на голое тело! Без трусов! А мы в первом ряду! Ой, не могу! Мне-то в принципе наплевать, смешно только до ужаса, а Сергей…

— Сергей — это твой молодой человек?

— Ага…Смотрю, Сережка сидит красный и на меня даже глядеть боится. Короче, спектакль про этих, про голубых, про лесбиянок всяких. Еще бы артисты эти молодые были, а то плешивые, бабы толстые, прям как лошади! Одна ваще седая. Миллионершу играла, а сама вырядилась как с Черкизовского рынка!.. Ха-ха-ха!.. Уже место на кладбище пора заказывать, а она все про секс! Раздеваться стала, чуть не догола!

Очевидно, неискушенная Швыркова чего-то недопоняла. В театре такого безобразия быть не могло!

— Где вы были? В каком театре?

— А я почем знаю? Где-то здесь, недалеко. Там еще памятник какой-то стоял… Не, не помню!.. Короче, они такое болтать начали! Я тебе даже постесняюсь сказать, а при парне ваще слушать противно. Я Сережке грю: давай в перерыве уйдем? Он так обрадовался! После извинялся всю дорогу. Я, грит, не знал, про что этот спектакль. Я грю: да ладно!

Крошка так здорово изобразила, как она махнула рукой своему Сережке и с кокетливым смущением отвернулась, что невозможно было удержаться от комплимента:

— Анжелк, тебе самой надо было идти на актерский, а не на исторический.

Швыркова не нашла ничего лучше, как, высунув язык, брезгливо сморщиться:

— Делать мне больше нечего! За три копейки перед всеми там раздеваться!

Возмущаться и с жаром доказывать ей, что этот идиотский спектакль — исключение, а актерская профессия — одна из самых замечательных, не имело никакого смысла. Если человек не знает названия театра, не поинтересовался, кто автор пьесы, кто режиссер, не запомнил ни одной фамилии актеров, то о чем с ним вообще можно говорить? Только портить себе настроение.

Тени за Анжелкиной спиной плавали. От томных самодовольных потягиваний.

— Слушай, а Сергей — смешной такой! Целоваться не умеет. Хотя уже на третьем курсе. Забыла только, в каком он институте. Вроде в экономическом. Послезавтра как бы опять встречаемся. С утра. Пригласил меня к себе на дачу. Как думаешь, поехать?

— А его родители там будут?

— Ну ты дурная! Зачем ему меня пр

иглашать, когда у него там родители?

— Я бы не поехала. Целоваться он и не умеет, зато, может, умеет все остальное. Вдруг он на этой даче не один, а с целой компанией парней? Ты же его совсем не знаешь!

Вместо того чтобы прислушаться к мудрому совету, Анжелка обозлилась:

— Дура ты, Киреева! Просто завидуешь мне, и все!

6

Не красавец, но по-мужски страшно обаятельный председатель колхоза в гимнастерке без погон, чем-то неуловимо похожий на Анжелкиного отца, все никак не решался объясниться в любви хорошенькой учительнице. Девушка тоже смущалась и, потупив серые глаза, нервно теребила толстую русую косу. Живописная речка журчала и искрилась. Шумели белые березы. Председатель колхоза коснулся девичьей руки, перепугался больше учительницы и замолк на полуслове.

Не захватывающе, но трогательно! Интересно, в те далекие, послевоенные времена в самом деле доминировали такие пуританские нравы или это всего лишь плод воображения режиссера?

Телефонный звонок заставил вспомнить о нравах иных: вдруг с этой балдой Анжелкой случилось что-то ужасное и она взывает о помощи?!