— Доброе утро… — Спокойный, немолодой женский голос никак не мог принадлежать изнасилованной компанией парней Швырковой, и сердце вернулось к привычному ритму.
— Здравствуйте.
— Это Людмила, хозяйка квартиры. Я хотела бы приехать убраться, вам удобно?
— Конечно, конечно, приезжайте, пожалуйста.
В черно-белую телеромантику ворвалась красочная современность без тормозов: мезим для желудка незаменим, диарея, средство для чистки унитазов. После заключительного ролика про затрудненное мочеиспускание, проблемы с потенцией etc… актеру в солдатской гимнастерке пришлось очень постараться, чтобы к сцене свадьбы полностью восстановить свое загадочное, не поддающееся медицинскому диагнозу мужское обаяние.
Деревенские бабушки кричали «горько!», молодые краснели, что отчетливо было видно даже на черно-белой пленке, — стеснялись бедняжки обнародовать свои чувства при большом скоплении односельчан. Тайное, постыдное желание подсмотреть, как поведет себя в постели председатель колхоза, эпизодически — вылитый Анжелкин отец, не осуществилось: закукарекал петушок на плетне, и молодожены, взявшись за руки, отправились в поле. Мощные комбайны, колосья пшеницы во весь экран, «конец фильма»… Входная дверь открылась. Видимо, у хозяйки имелся свой ключ.
Обалдеть! Шпионка и жадина, по Анжелкиным уверениям, оказалась благообразной теткой с интеллигентным лицом. Высокой, тонкой, элегантной — в длинной норковой шубе, маленькой черной шляпке и мягких сапогах.
— Доброе утро. Меня зовут Людмила Трофимовна, а вас?
— Таня. Здравствуйте.
— Ах, Таня! Тогда разрешите поздравить вас с прошедшим днем вашего ангела.
— Спасибо.
— Позвольте узнать, как поживает мадемуазель Швыркова? — На первый взгляд благообразная, на второй — по-мещански манерная, мадам повесила роскошную шубу на «плечики», убрала в стенной шкаф и насмешливо скривилась. — Надеюсь, она достойно проводит каникулы?
— И я надеюсь на это.
— А вы откуда будете, тоже из Тюмени?
Тетка явно была не прочь поприкалываться не только над Анжелкой, но и над девочкой Таней, однако этот номер у нее не пройдет!
— Из Нижнего Новгорода. Есть такой замечательный город на великой русской реке.
— Из Нижнего? Вы там, наверное, уже и забыли про Алексея Максимовича? — Скептически усмехнувшись, мадам стащила с коротких пальцев, странно не соответствующих утонченному облику, золотые кольца с бриллиантиками и сложила их в кожаную косметичку… — Когда-то, в былые благословенные времена, я защитила диссертацию по творчеству этого гениального писателя. Она называлась «Влияние творчества Горького на торжество метода социалистического реализма в литературе стран народной демократии». А мой папа был всемирно известным ученым, академиком. Он работал в Академии общественных наук. Васков Трофим Егорович. Вам знакомо это имя?.. Хотя вы еще слишком молоды.
— Что вы! Кто же не знает академика Васкова, Трофима Егоровича?
Глупая тщеславная тетка просияла:
— Да? А мне казалось, современная молодежь такая необразованная! Думается, я не ошибаюсь. Вы всего лишь приятное исключение. Танечка, не будете ли вы настолько любезны некоторое время посидеть на кухне? Пока я буду пылесосить.
Пылесос гудел больше часа. За это время удалось изучить все Анжелкины журналы с глянцевыми картинками из жизни эстрадно-киношных звезд. Потрясениям не было конца: откуда у этих сомнительных дарований такие умопомрачительные интерьеры? Впрочем, швырковско-васковская кухня выглядела куда пошикарнее той, где с тарелкой креветок в руке застыла известная в узких кругах актриса.
Хотелось бы и самой пожевать чего-нибудь, однако смущало присутствие Людмилы: даже сидеть сложа руки, в то время как тетка предпенсионного возраста драит полы, было не очень-то вежливо, а уж обедать и подавно.
— Людмила Трофимовна, не желаете ли вместе со мной отведать макарон?
— Макарон? Нет, благодарю вас. Тем не менее с удовольствием слегка перекушу с вами за компанию. Минут через десять.
Так долго ждать не пришлось. Буквально через минуту дочь всемирно известного академика влетела на кухню, по-хозяйски распахнула холодильник и выгрузила на стол почти все его содержимое. Не боясь гипертонического криза, насыпала в кружку три ложки растворимого кофе и с лихорадочным блеском в глазах приступила к трапезе. Вряд ли столь изящная дама могла обладать гренадерским аппетитом, скорее — из жадности наедалась впрок. Как верблюд.
«Слегка перекусив», Людмила закурила тонкую сигарету и принялась бесцеремонно разглядывать свою новую квартирантку, которая уже давным-давно листала журнальчик.
— А ваши родители, Танечка, чем занимаются, если не секрет? Тоже нефтедобычей?
— Папа — завкафедрой математики, мама преподает русский и литературу в школе.
— Приятно слышать. Я сразу подумала, что вы не из этих. И что же тогда, позвольте полюбопытствовать, связывает вас с мадемуазель Швырковой?
— Мы вместе учимся.
— И в силу обстоятельств вынуждены жить здесь?.. Да, все мы теперь жертвы обстоятельств! Я ведь тоже не от хорошей жизни вожу грязь за этими нуворишами!