Пятый арлекин

Онур умолк, собираясь с новой мыслью и ожидая восторгов, услаждающих слух любого монарха. Неожиданно нос его задвигался с необычайной быстротой, глаза стеклянно вздулись и в них, как в теодолите, перевернуто отразились служители порта в синих халатах с огнеметами в руках. Они загородили сетками единственный проход в доки и устраивались попрочнее на каменном заборе, ограждавшем безлюдный порт.

— Не поддавайтесь панике, соблюдайте порядок, — хотел крикнуть или выкрикнул Онур эти уже бесполезные слова, но было поздно. Глаза огнеметов смотрели неумолимо, как глаза судьбы.

Первый огнемет выбросил гудящее пламя и выжег в крысином скопище пятидесятиметровый коридор. Это был сигнал к крысиному Вавилону. За первым огнеметом вступили другие, и, сквозь беспощадный, всепожирающий огонь, бешено метался, ослепленный ужасом и болью, миллионный крысиный народ. Писк сотен тысяч слился в один смертельный голос, крысы карабкались друг на друга прыгающими горящими факелами, дымились, скрюченные, с лопнувшими от жара зрачками, замирали грудами обугленных, искореженных тел, с нелепо разбухшими, вздутыми хвостами. Вскоре все было кончено: весь двор был покрыт мертвым ковром и пеплом. Кое-где сочились дымом, догорая, последние крысы, с обнаженными зубами, не поддавшимися огню. Миллион оскаленных друг на друга мертвых зубов.

Служители собрали орудия уничтожения и ушли, окончив свое дело. Вслед за ними придут санитары и вывезут убогие останки на поля.

Из небесной дыры стекала неестественная тишина, но вот в углу двора в крысиных трупах почудилось шевеление и на поверхность вылез Великий Крыс Онур Шестнадцатый. Он обгорел и был черен, как уголь. Он тяжело полз по трупам, и на голове его торчала корона из слоновой кости с обгоревшей позолотой работы Годфри и Смайлса, а одной лапкой он придерживал камертон парижского мастера Мориса Лажье.

Онур долго кружил по трупам, шевеля носом с обгоревшими усами, пока не почувствовал биение жизни глубоко под пепельным покровом. Онур неуверенно стал разгребать этот мертвый покров и откопал двух молодых крысят разного пола. Они также чудом остались живы, и в их глазах навечно впечатался ужас пережитого.

И опалившееся сердце Онура дало первый живительный толчок. Он прижал к своему угольному телу двух спасенных крысят и пополз на пароход, загруженный сладостями: детям они нужны в первую очередь.

— Все в мире имеют свои судьбы, — подумал Онур, — даже листья, опавшие с деревьев. Я возрожу свой погибший народ из этих двух перепуганных детей, и мы обретем прежнюю силу. Глаза его были сухи, потому что огонь выжег в них все слезы, обычно живущие там в ожидании подходящего случая радости или печали, но была в его глазах такая сила жизни самой природы, которую нельзя уничтожить в любом ее проявлении, даже если она не отвечает традиционным понятиям о совершенстве…»

Дочитав до конца, Альберт еще раз усмехнулся и, швырнув книжку под массивную кровать с золочеными спинками, прикрыл глаза.

— Черт с вами, с вашими Онурами и идеями. Я никогда не занимался политикой и не влезал в авантюры такого рода. Надеюсь, что вы, господа, со своим национал-социалистическим бредом, обойдетесь без меня…

5. Снова Макс

Многие люди на земле свои воспоминания начинают словами, что война нарушила их планы или же вообще изломала всю жизнь. Если бы Максу пришлось писать о своей жизни, то написал бы, что его планы нарушил мир и капитуляция фашистской Германии.

Тридцатидвухлетний майор «СС», специалист по концлагерям, заклятый идеолог фашизма, Георг Ландер, как он именовался тогда, спешно бежал от советских войск в Американскую зону Германии, потом выбрался в Испанию, где генерал Франко любезно укрыл от возмездия тысячи таких, как Ландер. Здесь нашел прибежище и Отто Скорцени, любимец фюрера.

Сначала они притихли, напуганные всеобщим людским гневом, когда стали достоянием гласности все зверства фашистского режима, затем постепенно страны, истерзанные фашистской оккупацией, стали залечивать последствия войны, и Ландер зашевелился. Но теперь нужно было соблюдать осторожность, идеи фашизма в открытом виде ни у кого сочувствия или поддержки вызвать не могли. Ландер сплотил вокруг себя группу таких же фанатичных гитлеровцев и приступил к налаживанию связей и установлению мостов с Южной Америкой, куда потом, после разгрома, стекались кадровые офицеры Вермахта, которым нечего было рассчитывать на милость, так как на их совести были сотни тысяч замученных и погубленных людей разных национальностей: русских, украинцев, белоруссов, французов, евреев, поляков, немцев — участников Сопротивления, чехов и других.