Но убийцу вовсе не устраивал вариант, что Ольга за небольшие услуги никому не расскажет о том, что видела его выходящим из тридцатой квартиры с сумкой, в которой лежало что-то очень сильно похожее на человеческую голову. Ему вообще было не нужно, чтобы по земле спокойно разгуливала живая свидетельница. Даже если не брать в расчет явно имевшуюся у него склонность разделываться с помехами кардинально, Ольга ведь могла потом потребовать и каких-нибудь других «небольших услуг». Он сказал ей, что попытается сделать что-нибудь с ее документами, и попросил связаться с ним по телефону… через два-три часа. Или на следующий день, вечером. Тем не менее, разговор проходил, видимо, в таком ключе, что Ольга занервничала. Несомненно, она уже тысячу раз пожалела о том, что тяжелая отцовская наследственность (которой избежала Наталья) толкнула ее на дурацкую пьянку с приятелями в детском саду, закончившуюся первым приводом.
Во второй и в третий раз она влипла в криминал не по глупости, поняла Ира. Ей нужны были деньги на взятку. Но всё сорвалось, оба раза ее поймали. И теперь оставался один-единственный выход.
Взволнованная и испуганная Ольга, проклиная саму себя, с отвращением записала домашний телефон Савицкого на последних страницах своего блокнотика, чтобы потом, когда всё закончится, вырвать его и выкинуть. И поставила под телефоном буквы «У.Д.»…
…что означает не «Усиевич Дима», а…
«Участкового
Домашний».
Под каким-то предлогом Савицкий заманивает ее на крышу. Ольга, у которой всё перепуталось в голове от страха, идет туда вместе с ним. «Пошли-пошли! Я покажу тебе кое-что». (За время, прошедшее с их первого разговора, он был занят вовсе не подчисткой ее документов — он искал ключ от двери на чердак). «Я это сделал для тебя, потому что жалко стало дуру! Алкашка начинающая! Завязывай, пока не поздно». «Но я же только…». «Не спорь со старшими. Я знаю, что говорю. Посмотри, черт возьми, на всю эту красоту сверху, ты… малолетняя стюардесса! Надо жить полной жизнью, а не бухать по подворотням!». Ольге странно слышать такое нравоучение от человека, совершившего жуткое убийство, но она, повинуясь его жесту, как под гипнозом, приближается к краю крыши (хотя и боится высоты!). Возможно, в этот момент ее отчасти успокаивает то, что Савицкий стоит от нее достаточно далеко. Но он умеет двигаться очень-очень быстро и бесшумно, как призрак.
Через две секунды жизнь Ольги обрывает падение на тротуар.
***
За ночь Ира поспала пару часов, не больше. Проснулась с головной болью, приняла пару таблеток анальгина. Сбегала в ларек за сигаретами и вернулась. Так целый день и ходила по квартире из угла в угол, курила и пыталась отогнать от себя образ участкового-маньяка.
Маньяка, который работал в милиции и совершал преступления, пожалуй, даже по сегодняшним меркам жуткие. Нет, это был точно психически больной человек. Пусть все его действия и были направлены на то, чтобы выколотить из состоятельных персонажей много денег. Очень много денег. Причем наживаться он мог не на одних только директорах крупных предприятий. Могло быть и так, как в той сцене, нарисованной ее неуемным воображением, когда она стояла на поле с ЛЭПами. Зэки, конечно, не пираты Карибского моря, но стоимость награбленной ими добычи иной раз измерялась огромными цифрами, особенно раньше, когда налеты на ювелирные магазины и убийства инкассаторов были, пожалуй, всё-таки работой для «узких специалистов».
Между прочем, а как сосланный в участковые оперуполномоченный распорядился своими «доходами»? А может быть, никак? Может, получение выкупов вовсе не было для него самоцелью, а являлось лишь условием игры, которую он вёл? И ему, по большому счету, ничего и не было надо, кроме удовольствия от того, что его боялись и из страха платили по первому требованию? Погиб-то он не каким-нибудь «новым русским», а всё тем же самым участковым.
Ира припомнила, что об убийстве участкового знал весь район, даже она, уже тогда мало интересовавшаяся новостями и не отрывавшаяся от учебников, кое-что слышала. Говорили, что милиционер занимался рэкетом, бесцеремонно потеснив местных спортсменов, которым всё это сильно не нравилось, и они, в конце концов, решили разобраться с наглым нарушителем их «законных» прав на коммерческие палатки. Рассказывали и кое-что пугающее. Например, что участковый, получив смертельные ранения, успел расстрелять из своего пистолета обоих нападавших, когда они уже бежали к своей машине. Еще кто-то обмолвился, что у погибшего была семья. Или просто жена. Или жена и дети. Но в семью Ире сейчас как-то не очень верилось, принимая во внимание то, что участковый был маньяком-убийцей.