Пятый этаж, налево от лифта

Из ящика стола Веремеев достал фотографию и положил перед собой на стол. Старый полароидный снимок, сделанный летом семьдесят восьмого года, когда о «Полароидах» в Советском Союзе никто еще и слыхом не слыхивал. Если не считать сотрудников дипкорпуса и некоторых других граждан, имеющих возможность выезжать за границу и делать там достаточно дорогие покупки. На снимке — лучшие друзья: Коля Галченко, Андрей Веремеев, Витюха Савицкий, Ромка Трошник, Кирилл Маревский. Все пятеро работали на Петровке, а сфотографировал их Миша Аксимов, вернувшийся из загранкомандировки. Миша служил во внешней разведке, о подробностях не распространялся, но, судя по всему, был нелегалом где-то в Западной Европе. Один из двух дней своего московского отпуска он решил провести со старыми товарищами. Савицкого и Трошника он знал лучше других, они вместе учились в юридическом институте, все трое поступили туда после армии. Иногда, если настроение было особо плохое, Веремеев доставал этот снимок и всматривался в лица. Но в последние несколько месяцев с пленкой что-то начало происходить, из середины снимка расползалось неровное черное пятно, похожее на кляксу. Возникнув между плечами Веремеева и Савицкого, оно уже съело их лица и продолжало увеличиваться. Надо было сосканировать, что ли — не догадался.

Аксимов уехал в тот же день — они гуляли по Москве, сидели в кафе, выпивали, и напоследок, уже перед тем, как такси увезло его в аэропорт, он сфотографировал их на память. Выпил он больше всех, но пьяным совсем не был, только о чем-то очень долго разговаривал с Савицким, обнявшись. Потом он сел в машину, а Трошник поехал его провожать. С тех пор Мишка больше уже не появлялся, и черт знает, что с ним сейчас, жив ли. А через год началась эта паскудная история с маньяком. Он, Веремеев, тогда здорово облажался, решил: победителей не судят, и, не дожидаясь ордера, взломал квартиру, в которой мог оставить следы убийца — если только он не находился там собственной персоной. Труп, свалившийся на них, когда дверь открылась, вернул его к действительности. Но было уже поздно. А через пять минут приехал наряд из ближайшего отделения.

Служба безопасности от них мокрого места не оставила. Оперуполномоченного Маревского уволили по «неполному служебному», Галченко понизили в звании (с тех пор он так и оставался мальчиком на побегушках, пока не написал заявление по собственному желанию), а Савицкий вылетел в участковые, куда-то в спальный район. Если бы не дедушка-генерал, Веремеева постигла бы подобная участь, а то и похуже.

Когда страсти улеглись, его восстановили в должности и разрешили продолжать расследование. Вскоре они закрыли это дело. Никому и в голову не приходило, что Ромка Трошник мог оказаться убийцей, но вскоре стало ясно, что он сбежал. И сбежал не просто куда-то, а за границу — через знакомых в Комитете это выяснил полковник-куратор. Веремеев испытал тогда легкое потрясение, хотя вообще был не особо впечатлителен. Так вот кто подсунул им безголового мертвяка! Адрес предполагаемого логовища убийцы Роман мог случайно увидеть в записях Веремеева, когда заходил в кабинет, а о времени, в которое предполагалось туда проникнуть, ему между делом рассказал Витька Савицкий — Трошник собирался в отпуск по семейным обстоятельством, и они, прощаясь, остановились покурить около метро. Рома непосредственно в расследовании не участвовал, но кое-чем помогал в меру возможностей и свободного времени, и очень интересовался, что у них и как.

Он был очень крутым мужиком, Ромка Трошник. И соображал как надо. Если кто и мог таким образом кинуть собственных товарищей, то только он. Все с этим были согласны. И стрелки перевели на него. Был осведомлен, пропал, не появился. И Веремеев закрыл дело, назначив виновным бывшего оперуполномоченного Трошника. Его объявили в розыск, но все понимали — если он за границей, то вряд ли его можно там достать. Его и не достали. А убийства на этом закончились. И больше никто не похищал детей и не вымогал за них деньги. Точнее, после восемьдесят пятого года, когда в стране начал поднимать голову криминальный беспредел, расчлененка и киднэппинг вошли в обиход, но уже по-новому, без жутких намеков на какие-то опыты с отрубленными головами. В которых, якобы, продолжает жить и осознавать происходящее мозг.

И никто не знал о том, что следователь Роман Трошник не был убийцей и не сбежал за рубеж. Что-то подтолкнуло тогда Веремеева, какое-то седьмое чувство, которое вот и сейчас не дает ему покоя, и он, собрав отпечатки пальцев Трошника с вещей в его кабинете, попросил дактилоскописта сравнить их с другими отпечатками, которые Веремеев предусмотрительно взял у безголового мертвеца из той квартиры. И потом Веремеев никому так и не сказал, что эти отпечатки совпали. Зачем? Дело пришлось бы открывать заново, а Веремеев уже понял, что оно ему просто не по зубам. Тем более, небольшое повышение ему всё-таки дали.