И до сегодняшнего дня лишь он один мог предположить, что маньяк, настоящий маньяк, не сбежал за границу. Что он находится здесь, в стране, может быть, даже по-прежнему в Москве. Просто он что-то сменил: или род деятельности, или образ действий.
Новые реалии быстро меняющейся жизни открыли перед сотрудниками милиции широкие возможности. Коррупция проникла в органы правопорядка, расслоившиеся на тех, кто начал сотрудничать с преступниками, тех, кто пытался отстаивать чистоту рядов, и тех, кто пока еще колебался. Сам Веремеев, не отягощенный жизненными принципами, не колеблясь, примкнул к коррумпированной группировке, начал быстро продвигаться по службе и вскоре у него появился широкий круг «клиентов»: бандиты платили ему дань за «профессиональную поддержку». Витька Савицкий, остававшийся участковым, тоже попробовал свои силы в теневом бизнесе, но ему здорово не повезло: перейдя кому-то дорогу, он был убит в перестрелке. Это случилось в девяносто втором году. После изгнания с Петровки он успел жениться и развестись, но у него остался маленький ребенок. На кладбище, следуя за гробом Савицкого, Веремеев, которого, в общем-то, редко посещали подобные мысли, вдруг задал себе вопрос: «А кто же останется после меня?».
Несмотря на то, что он «заколачивал» весьма приличные бабки, личная жизнь у него никак не складывалась: женщины, которые пытались к нему клеиться, по его определению, были «на один раз», а те, которые вызывали у него интерес, редко соглашались продолжать общение с часто и здорово выпивающим, грубым, подчас жестоким ментом-бандитом.
Эта мысль потом долго его преследовала. Она извела его настолько, что ему удалось-таки убедить одну красавицу расписаться с ним. Даже себя он заставил измениться — настолько, насколько это вообще было возможно. Ни в чем ей не отказывал, возил на Канары, купил дачу, машину… Не помогло. Через несколько лет сбежала и не вернулась. Когда он ее нашел, у нее оказался уже новый муж, причем такой, что Веремеев, со всеми своими связями, с ментовской ксивой и с огромной крутизной быстренько убрался восвояси.
Веремеев скомкал фотографию, швырнул ее в мусорное ведро и поднялся из-за стола. Три часа дня, но всё равно он сейчас поедет домой, нечего здесь высиживать. Он предупредил зама, что сегодня его уже не будет, и пошел на стоянку.
Обычно сотовый телефон Веремеева звонил примерно раз в четверть часа — всё дела, дела, дела… Уладить то, разрулить другое, построить третьих… Но ему было не до чего. Он ответил только на самые важные звонки, всех остальных не особо вежливо попросил перезвонить завтра. А после половины одиннадцатого вечера трубку Веремеев уже не брал.
Один из несостоявшихся разговоров мог спасти ему жизнь.
Включив «мигалку», он объехал пробку по встречной полосе и скоро гнал служебную «Волгу» по Рублевке. Ощупал в кобуре табельный пистолет, который всегда носил с собой, опасаясь расправы со стороны многочисленных недоброжелателей. Но сегодня он не боялся врагов. Его беспокоило и пугало кое-что другое. Кое-что, вычитанное во вчерашней оперативной сводке.
Маньяк вернулся. Он уже оставил в Битце первый сигнал о своем возвращении. На том же самом месте, где в восьмидесятом году техник обнаружил сумку с частями расчлененного трупа внутри.
Веремеев ни на секунду не допускал возможности, что это так называемое подражательное убийство. Слишком много всего совпало. Тайна, которую он хранил от всех двадцать с лишним лет, всплыла на поверхность, как поднимается с илистого дна заболоченного пруда разложившийся утопленник.
Добравшись до своей дачи, Веремеев загнал машину в гараж и прошел в дом. Ему хотелось выпить и подумать. Он налил себе рюмку «Флагмана» и нарезал на закуску окорок. Бутылку со стола он не убрал. К десяти часам ее содержимое убавилось почти наполовину.
«Где же я всё-таки дал маху, а?»
Квартира эта, в которой они пытались поймать убийцу, а поймали только очередной труп и неприятности себе на задницу, принадлежала управлению внешней разведки. Причем, судя по разговорам их представителей, зачистивших из квартиры всю ментуру, предназначалась для проживания одного из их сотрудников. Кого-то из тех, кто годами не вылезает из дальнего зарубежья, а дома бывает раз или два в пятилетку. Это им как одно из поощрений за большие заслуги перед Отечеством и тяжелую работу. Тихий, неприметный еще со школы милиции Миша Аксимов — отличник по всем предметам — очень даже мог быть одним из таких людей. И это даже могла быть его квартира. И он, зная, что очень не скоро вновь появится в Москве, мог бы передать ключи хорошему другу: «Ну, там, если что… женщину привести или с ребятами выпить в тепле… не стесняйся. Адрес… вот такой-то, три комнаты целых, так что есть, где развернуться».