Пикассо и его женщины

«Пожалуй, он был прав, но мне было бы трудно относиться к нему по-другому, поскольку я вышла на сцену, перевидав трех других актрис, которые пытались играть ту же роль и провалились. Каждая начинала совершенно счастливой, с мыслью о собственной исключительности. Я была лишена этого изначального преимущества, так как знала в общих чертах, что произошло с прежними женами Синей Бороды, а чего не знала, он вскоре рассказал. Я была не настолько уверенной в собственном превосходстве над остальными, чтобы позволять себе смеяться над зловещим предзнаменованием. Все же их участь зависела не только от них, но и в значительной степени от Пабло. Моя тоже.

У всех у них были совершенно разные провалы по совершенно разным причинам. Ольга, например, потерпела крушение, потому что требовала слишком многого. Это давало основания предположить, что будь ее требования поумереннее и не столь глупыми, этого бы не случилось. Но Мария-Тереза Вальтер не требовала ничего, была очень мягкой, но и она потерпела неудачу. Затем появилась Дора Маар, отнюдь не глупая, художница, понимавшая его гораздо лучше, чем остальные. Но и ее постигла неудача, хотя, как и они, она твердо верила в него. Пабло бросил их всех, хотя каждая считала себя единственной, по-настоящему имеющей для него значение, каждая думала, что их жизни с Пабло неразлучно сплетены. Я видела в этом историческую закономерность: так получалось раньше, так получится и на сей раз».

Пикассо сам предупредил ее, что любовь может длиться только строго определенное время. И Франсуаза ежедневно чувствовала, что отведенное им время уменьшилось на один день.

Франсуаза рассказывает:

«Пабло был прав, говоря время от времени, что я холодная, а меня охлаждало нарастающее сознание, что все, приходящее в обличье хорошего, лишь тень чего-то надвигающегося дурного; что за все приятное придется расплачиваться неприятностями. Не существовало ни малейшей возможности надолго тесно сблизиться с ним. Если он на краткую минуту бывал мягок и нежен со мной, то на другой день становился грубым, жестким. Иногда называл это “высокой стоимостью жизни”».

* * *

После рождения Паломы в те минуты, когда она хотела сблизиться с Пикассо, он вдруг резко отдалялся. Когда она в результате замыкалась, это как будто бы вновь разжигало его интерес. И он снова начинал сближаться с ней.

Пикассо постоянно что-то обещал, но тут же об этом забывал. Или делал вид, что забывал. Его способность забывать еще более поразительна, чем его память, говорили о Пикассо его друзья.

Гертруда Стайн как-то сказала, что испанцы «не жестоки, а скорее бесчувственны к эмоциям других». От себя добавим, что постоянно находиться в подобной психологической обстановке крайне сложно, и рано или поздно наступает «прозрение». У каждого человека это происходит по-разному: в ходе разрыва, до разрыва или много времени спустя после того, как отношения закончились.

Пока у Франсуазы мы наблюдаем лишь отдельные проблески этого «прозрения». Например, она пишет: