Пёс в колодце

После смерти Сципио у меня было очень много коллег, но ни единого приятеля. Причем, как в самом широком, так и самом узком смысле этого слова. Ведь трудно назвать моим другом Лодовико Мальфикано, хотя у него во дворце я бывал и часто, и охотно. Молодой аристократ возвращался в форму довольно-таки долго, а компания только лишь из слуг и рафинированных кузенов была для него исключительно скучной. Со мной он мог сыграть в кости, узнать новейшие анекдоты или выслушать необыкновенные рассказы. Даже когда он уже полностью выздоровел, то все равно приглашал меня к себе, делал признания в сердечных приключениях и требовал подобной откровенности. Же инстинктивно сохранял отстраненность. Вплоть до того дня, когда какой-то черт искусил меня рассказать ему про Аурелию и Кибелу.



Ученые генеалоги выводят род графов Мальфикано от самого Нумы Помпилия, а на ветвях раскидистого генеалогического древа висят такие зрелые плоды, как, например, Мальфиканус Мученик, во времена Диоклетиана переделанный в котлету воистину адской машинкой для перекручивания христиан; или же Мальфитекс, выдающийся офицер королевы Амаласунты, не упоминая уже о двух проконсулах и одном антипапе; только каждый более-менее образованный ребенок в Розеттине знает, что история рода гораздо короче. Хотя столь же занимательная. Прадед Лодовико, Дамиано, смолоду был самым обычным пастухом в Тироле, и блеснул там, если верить устной традиции, в качестве не соблюдающего каких-либо условностей или стыда народного художника и музыканта. Как-то раз прямо на глазах ландграфа Альто-Адидже он исполнил потешную шутку с козой, не переставая при этом петь йодли. От процедуры, которую лишенные южного языкового полета немцы привыкли называть "Ficken machen"

[5] и пошло прозвище Malficano. И так оно уже и осталось.

Этот же Дамиано, нанявшись на службу к кондотьеру Морозини, сделался его любимым сборщиком налогов и довел это сложнейшее искусство до истинного расцвета. Он добивался стопроцентной уплаты! Вещь, в те времена всеобщего взяточничества, совершенно невероятная! Как он это совершал? Дамиано безошибочно распознавал людские слабости и умел ими пользоваться. Помимо того, беспощадность шла у него в паре с лисьей хитростью. В отношении должников он применял различные стимулы, медлительных он наказывал, платящих досрочно — награждал. Помимо того, повсюду у него имелись доносчики и экзекуторы. Так что не платить было попросту страшно. Не удивительно, что парочка маленьких государств, вечно страдающих от бюджетного дефицита, усиленно настаивала, чтобы он сделался их генеральным сборщиком налогов. Дамиано по-христиански не отказывал, довольствуясь устраивающей всех десятипроцентной маржей. Под конец, по приглашению Синьории он прибыл в Розеттину и всего за пять лет оздоровил общественные финансы. Здесь он взял себе в жены местную патрицианку и сразу же начал возводить собственный дворец. К сожалению, люди бывают завистливыми, и какой-то наемный убийца, а может и оставшийся без средств должник (не известно, так как его порубили, даже не допросив) заколол основателя рода мизерикордией, когда Дамиано во время процессии нес балдахин над архиепископом.

— Боже, тело! — якобы, воскликнул святейший муж при виде падающего блондина из Тироля, и, как утверждают некоторые, отсюда и пошло название июльских торжеств. Summa summarum, смерть основателя рода была подлой, но вот состояние он оставил значительное, так что наследникам было что умножать. Дамиано II, прозванный Concelebrante (Сослуживец — ит.), налогами уже не занимался, у него имелся собственный банк, парочка суден, он приобрел мануфактуры, производящие оружие; еще он торговал с римским папой (брат Дамиано II, Джулиано, получил кардинальскую шляпу) и ссужал императора золотом — материальным эффектом чего стал графский титул. Деловые отношения с троном, пускай и были делом почетным, обернулись серьезным финансовым кризисом, так как Его Величество оказался несостоятельным плательщиком.

Загнанный кредиторами, Дамиано II выбрал бегство в Новый Свет, где, вроде как, умер в нищете, а может, его и вообще съели. Многие предполагали, что с тех пор род Мальфикано станет появляться только лишь в криминальных реестрах. Но нет. Орландо, отец Лодовико, поднял род из временного упадка. Всем кредиторам заплатил, дворец выкупил. Говорят, будто бы он незаконно торговал с турками невольниками, но чего только не выдумывают злые языки. Он вкладывал средства в земельные участки и произведения искусства. И постоянно он входил в состав Совета Семи. Были такие, которые утверждали, будто его мечта — это, по образцу флорентийских Медичи, совершить покушение на Республику и остаться ее удельным правителем. Но это были подозрения, не не имеющие каких-либо оснований.