Пёсья матерь

Некоторые говорили, что итальянцы ходят на Чертов мост, это не очень далеко от города, и сачками ловят там лягушек. Мы, когда были маленькими, бегали к этому мосту играть, и, да, там на самом деле были большие и жирные лягушки, но подтвердить это мы не могли. Ведь в первые годы оккупации после шести вечера был комендантский час. Враги итальянцев говорили, что те ходят ловить лягушек после шести. Позднее это как-то все забылось. Но тогда только и было что толков, что итальянцы едят лягв. Будто у них других всевозможных кушаний в своих лавках не было. Поговаривали, что те семьи, которые приглашают итальянцев на обеды, пробовали поджаренных лягушек. Хотя эти слухи могли распускать и левые.

И все-таки отец Динос пытался предостеречь мою мать. Это я узнала во время правления Пластираса[26]

от тетушки Фани, матери Афродиты. Однажды утром, рассказала она мне, пришел отец Динос, поссал за храмом, немного потряс своим хером, опустил рясу и окликнул нашу мать: Асимина, в пять часов приходи ко мне в церковь, я тебя исповедую. Мать поцеловала ему руку и зашла в дом. Это все было еще тогда, когда она встречалась с синьором Альфио.

– Асимина, – сказал он ей вечером за прилавком в церкви, – насчет того «другого» дела: этот грех я тебе отпустил, под свою ответственность. Это грех, но поправимый, я беру его на себя. Но что ж ты, дура, позволяешь себя целовать людям, которые жрут лягушек!

Мать вся так и вспыхнула: послушай-ка сюда, патер, уважительно сказала она ему (хотя он был младше ее). Во-первых, я не верю, что они едят лягушек, потому что они тоже христиане. Но, главное, меня никто не целовал, кроме моего мужа: ни итальянец, ни кто-либо другой. А насчет всего «остального», признаюсь, грешна. Но целовать я буду только своего законного мужа, когда он вернется.

– Откуда вернется, несчастная?

– К-о-г-д-а вернется.

– Оттуда, где он сейчас? Он что же у тебя упырь, получается? Он был агнцем Божьим, а ты хочешь, чтобы он пал и упырем обернулся?

– Пусть делает, что ему заблагорассудится, он ведь мужчина, разве должно ему передо мной отчитываться? А я никому не подарю ни одного поцелуя. Клянусь. Своим венцом клянусь.

Во время правления Пластираса мне об этом рассказала тетушка Фани. Как видишь, не умел этот сумасбродный поп держать язык за зубами. Вроде ты идешь к нему исповедоваться, а вместо этого исповедуется тебе он! Ладно уж, дай Бог ему здоровья (и ведь он до сих пор жив!). И все же тетушка Фани врать не станет. Она тоже переехала в Афины. Вместе со своим мужем, бывшим партизаном, и все, что она сделала, – целиком только ее заслуга, потому что ее работничек связался с декемврианцами, и его убили хиты[27]. Только зазря она потратила столько денег на билет Бастион–Афины. Давно уж они хотели с него шкуру содрать, не могли что ли укокошить, когда он еще в партизанах бегал? Ладно, Бог с ним. Но тетушку Фани это не очень тронуло, я дочь схоронила, сказала она, так что ко смертям уж привыкла. И продолжила вязать кружево. Продавать дом в Бастионе она не захотела. Только заколотила входную дверь двумя досками и уехала. Дом до сих пор так и стоит. А как только обе доски прогнивают напрочь, тетушка Канелло прибивает новые, и так дом остается в целости и сохранности. Я его не продам, сказала тетушка Фани. А помру, так пусть гниет себе дальше, пусть налетят вороны да совьют себе внутри гнезда во искупление грехов моих.

В Афины они приехали на грузовике. И, чуть-чуть не доезжая до города, тетушка Фани сказала: оставьте нас здесь. Грузовик был господина Манолароса. Водитель высадил их на небольшом тогда еще пустынном холмике: сплошная целина и дот на вершине. Тетушка Фани заприметила его еще издалека, вместе с мужем они поднялись наверх: пожитки в дот она притащила сама, муж же отправился в Афины искать товарищей по партии. А обратно ей привезли его уже заколотым, но он еще дышал. Она быстро схоронила его, из ничего сделала метлу, вымела весь дот, закрыла наблюдательные окошки картоном и сделала из дота дом. Овдовев, она в первую же ночь загородила дверь тумбой. Как у нее это получилось, ума не приложу. А потом она стала продавать свое самодельное кружево. Она вязала самые различные узоры.

Понемногу она обустроила дот: вставила стекла, дверь, поставила два цветочных горшка снаружи, надстроила стену, соорудила туалет и небольшую кухоньку. Хозяюшка! Со временем, в предвыборную эпоху, ее дом вошел в план города как незаконное жилье, ей провели свет и воду (чудо, а не дом!). Она до сих пор занимается вязанием. Открыла небольшой магазинчик: одна дверь и только. Сейчас, когда она приходила ко мне, сказала, что подала заявление на проводку телефона. Однако единственную ее жалобу пока так и не удовлетворили.