Пётр и Павел. 1957 год

– Какая тебе разница?.. Означает он лишь то, что я хочу с однокашником по душам поговорить… Лёшка, не будь занудой!.. Тем более, сегодня понедельник – пустой день… В большинстве театров выходной. Только Малый работает да ещё ТЮЗ… Так что сопротивление твоё безполезно, товарищ Богомолов. Идём!.. – и она почти силой потащила его в сторону Тверского бульвара. Там они сели на скамейку напротив бывшего Камерного театра, и Лилька начала свой рассказ:

– Может, ты не знаешь, но я на пятом курсе за Юрика Лапина замуж вышла. Помнишь, он курсом старше нас был?.. Жорик всё смеялся надо мной: мол, что ты в этом дохляке нашла? А для меня "дохляк" Юрка был лучше вас всех "красавцев-здоровяков"!.. Вместе взятых!.. Да, не Аполлон, да, порок сердца, да, больная мать и сестра-инвалид!.. Мне тогда на всё наплевать было. Я без него и дня прожить не могла. Но осенью тринадцатого года нам пришлось расстаться почти на год. Юрик уехал в Геттингенский университет, ведь он занимался немецкими романтиками и Гейне, а я осталась доучиваться в Москве. Но настал блаженный миг, и весной четырнадцатого, как только получила диплом, тут же на всех порах помчалась к нему в Германию. Какое это было чудесное времечко, Алёшка!.. Мы так любили друг друга!.. Диссертация Юрика продвигалась с удивительной быстротой, и будущее рисовалось мне только в голубых или розовых тонах. Не могли мы тогда даже на секунду предположить, что нас всех впереди ожидает!..

И она поведала своему бывшему однокурснику невесёлую историю своей жизни, как две капли воды, похожую на житейские передряги миллиона россиян, попавших в чудовищный водоворот исторических катаклизмов начала двадцатого века.

Когда началась война, они с Юриком оказались отрезанными не только от дома, но и вообще ото всего внешнего мира. На русских в Германии смотрели, как на шпионов. Полицию не интересовало, что они занимались всего лишь немецкой поэзией и военные секреты их вовсе не волновали. Супруги Лапины в одночасье стали для немцев врагами и буквально на каждом шагу ощущали на себе пристальный взгляд германской контрразведки. А все попытки выехать в Россию заканчивались для них ничем. Ужаснее всего было то, что Юрик не имел никаких известий о матери и больной сестре. Мама его была уже в очень пожилом возрасте: когда Юрик появился на свет, ей было сорок два года, а сестра с детства была прикована к инвалидной коляске. Полиомиелит сделал её калекой и без посторонней помощи она обходиться не могла. Это приводило Лапина в отчаяние!

Он забросил диссертацию, и все свои слабые силы тратил на то, чтобы найти хоть какой-нибудь заработок. Занимался случайными переводами, к счастью, он знал шесть языков, иногда под псевдонимом Шлихт печатался в литературных журналах… Это может показаться странным или даже смешным, но Лапин начал писать патриотические немецкие стихи… Занятие это вызывало в нём приступы тошноты, но спасало от неминуемой голодной смерти…

Так продолжалось больше года.

Но, как говорится, мир не без добрых людей, и несчастным полу-эмигрантам, что случается чаще всего, помог случай. Однажды в концерте они случайно оказались в креслах рядом с одним весьма респектабельным господином. Как выяснилось чуть позже, он был норвежским дипломатом и страстным почитателем Гейне. На этом они и сошлись… Звали этого господина Олаф Сигуерсен. Юрик и Олаф могли до изнеможения наперебой читать стихи, которые знали наизусть. До хрипоты спорить, до умиления восторгаться. Узнав о проблемах русской семьи, господин Сигуерсен вызвался им помочь. Неизвестно, каким образом, но он сумел выправить Юрику и Ляльке шведские паспорта, и в марте шестнадцатого года они сначала через Швейцарию добрались до Генуи, а потом оттуда на пароходе через Кадис и Гибралтар отплыли в Америку. Там Юрик наконец-то узнал о судьбе своих родных. Мать его умерла летом пятнадцатого года, а сестру отправили в инвалидный дом, где она через два месяца тоже тихо скончалась. Как определил Юрик: "От тоски." Для обоих это был страшный удар. Торопиться домой стало ни к чему, и они решили обосноваться в Штатах. Юрик довольно быстро нашёл работу. Ему предложили семинар по русской литературе девятнадцатого века в Йельском университете, и очень скоро Лапины стали самыми настоящими янки.