Пётр и Павел. 1957 год

Громко хлопнула дверь парадного, и на улицу со смехом и несвязными выкриками высыпала подгулявшая компания молодых людей. Семён испугался – а вдруг это его Шурочка со своими друзьями – и кинулся спасаться. С трудом, почти по-пластунски, рискуя порвать единственные выходные штаны, он заполз в маленький тесный домик, что стоял на детской площадке посреди двора и, присев на корточки, затаился. К счастью, проветриться вышли не Игорь и Валерка, а пижон и стиляга Илларион с пятого этажа. Или, как он сам любил называть себя Ларик, окруженный своими прихлебателями. Этот Ларик отрастил узенькие баки на розовых щёчках, носил брюки дудочкой и длинный, почти до колен, пиджак в клетку. Короче, отвратительный тип. Стиляга!.. У него, у единственного в городе, был приёмник, наподобие маленького чемоданчика, который назывался, то таинственно и непонятно "транзистор", то загадочно и необыкновенно красиво "Спидола". По вечерам, вызывая жгучий восторг девчонок и лютую ненависть парней, Илларион щеголял по краснознаменному "Бродвею" (так на местном жаргоне называлась центральная улица Ленина) с включенным приёмником в руках. Казалось, он никогда не расставался со своей "Спидолой", а по ночам укладывал её к себе в кровать. И сейчас в его руках белел маленький чемоданчик, из которого с шипением и свистом доносилась запрещённая в нашей стране музыка с грозным названием "рок".

Хлопнула пробка шампанского, раздался бурный взрыв телячьего восторга, и стало ясно: компания расходиться не собирается. "Какая нелёгкая их принесла?!" – с раздражением думал Семён. Он понимал, если он высунет хотя бы кончик носа из своего укрытия, несмываемый позор навеки падёт на его несчастную голову и будет сопровождать вечно! Оставалось одно – терпеть.

Это было мучительно. Ноги затекли, руки в тоненьких полушерстяных перчатках замёрзли. Да вообще весь он закоченел. Повсюду вокруг Семёна, во всех городах и сёлах нашей необъятной родины, играла музыка, звучали шутки, радостный смех, горели бенгальские огни, взрывались шутихи, осыпая счастливых людей дождём разноцветного конфетти, а он сидел в детском домике на корточках и проклинал свою неудавшуюся жизнь.

Ну, за что ему такое наказание?!..

Где-то совсем рядом послышалось частое, прерывисто дыхание, а следом – громкий неудержимый собачий лай. В проёме низенькой двери, вздыбив на холке шерсть и грозно оскалив зубы, стоял карликовый пудель и безостановочно лаял.

– Пёсик, это я – Сеня, – свистящим шёпотом зашипел на пуделя Ступак. – Се-ня!.. Ты не узнаёшь меня?.. Пёсик!.. Милый!.. Ну, не лай, пожалуйста!.. Ну, я прошу тебя!..

Но кобель по-прежнему лаял, и Семён невыносимо страдал.

– Арто, ты на кого это?.. А ну, прекрати немедленно! – раздался знакомый голос.

Только этого не хватало!.. Из тысячи голосов Семён безошибочно смог бы определить, что хозяином собаки, которая обнаружила его, был не кто иной, как Виктор Тимофеевич Воробьёв – теперь пенсионер, а до недавнего прошлого директор школы, где упились и Семён, и Валерка, и сама Шурочка Крохина. А пудель Арто, разрывавшийся от лая, вероятно, его верный товарищ.

– С Новым годом, Виктор Тимофеевич! – чуть не плача, поздравил бывшего учителя несчастный журналист, не вылезая из своего укрытия.

– Сеня?!.. – удивился тот. – А что ты здесь делаешь?..

– Да так… – пытаясь придать своей интонации шикарную безпечность, попробовал отшутиться Ступак: – отдыхаю…

– Да у тебя зуб на зуб не попадает!.. Вылезай немедленно!..

– Вы не безпокойтесь, – Семён сопротивлялся из последних сил. – Мне и здесь совсем неплохо… Удобно…

– Вижу, – съязвил старик, – очень удобно. Вылезай, вылезай!.. Герой!..

Пришлось подчиниться.

Как только, разминая затёкшие ноги, Ступак выбрался наружу, Арто с радостным визгом бросился к нему на грудь, пытаясь лизнуть в лицо. Он был очень старый, любил всех людей на Земле и каждого хотел расцеловать своим собачьим языком.

– Мы с Артошей уже нагулялись, так что пошли ко мне. Чайку попьём, – предложил старый учитель.

Семён с радостью согласился. В этом безжалостном мире нашлась хотя бы одна живая душа, которая не стала осуждать, а проявила живое участие.

Маленькую однокомнатную квартиру Виктора Тимофеевича перестроили из части огромного чердака, поэтому находилась она под самой крышей. Лифта тут никогда не было, и взобраться на пятый этаж старого дома ещё дореволюционной постройки было для старика делом нешуточным.

Жил бывший директор школы один: жена его, Нина Николаевна, тоже учительница, преподававшая историю, умерла лет шесть тому назад, а детьми они так и не обзавелись. Почему?.. Бог весть… Вот и получилось, что Артошка стал для него единственным живым существом, скрашивавшим стариковское одиночество.

Виктор Тимофеевич разлил чай по стаканам, пододвинул к бывшему ученику розетку с малиновым вареньем и старинную вазочку, в которой лежало печенье "юбилейное".

– Ну, Сеня, рассказывай, что у тебя стряслось?..

– Виктор Тимофеевич!.. Подскажите, что делать?..

И Семён в очередной раз рассказал учителю всю свою историю со злосчастным фельетоном и последовавшими за сим событиями.