Пётр и Павел. 1957 год

Потом они лежали в кровати, взявшись за руки, смотрели в потолок, на котором раскачивалась прозрачная паутина теней от дрожащих веток стоящей под самым окном липы, и говорили, говорили, говорили…

– Ты меня любишь?..

– Очень!..

– А ты всегда будешь любить меня?..

– Ты ещё спрашиваешь!..

– Вот так, как сейчас?..

– Всю жизнь!..

– И я тебе не надоем?..

– Что ты говоришь?!.. Ведь я совсем не могу без тебя.

– И я тоже… Я тоже совсем не могу…

– А я?!.. Думаешь, легко прожить хотя бы полдня в разлуке?..

– Очень трудно… Я знаю…

– Почти невозможно.

– Но теперь мы не будем с тобой расставаться.

– Ни за что!..

– Я буду всегда помнить, что у меня есть ты…

– А у меня – ты.

– И мы вместе…

– Как две половинки…

– Не хочу никаких половинок?.. Мы с тобой одно…

– И ты родишь мне сына… Обещаешь?..

– А вдруг получится дочка?..

– Дочка тоже неплохо, если будет такая, как ты…

– Я не знаю, смогу ли…

– Обязательно сможешь…

– Что ж, попробую…

– Но сына всё-таки лучше…

– Если сразу не получится, можно попробовать ещё!..

– Конечно, можно!..

– Ты согласен?..

– У нас будет целая куча детей!..

– Я люблю тебя!..

– Я люблю тебя!..

– Люблю!..

– Люблю!..

И нежные слова, слетавшие с разгорячённых губ, прерывались долгими поцелуями, и смелые руки дрожали в трепетных объятьях, и долгая ночь показалась им такой короткой!

Алексею Ивановичу Богомолову тоже не спалось.

Под дробный перестук вагонных колёс он в эту ночь, лёжа на своей любимой верхней полке, успел передумать столько всяких дум, что в другое время хватило бы на целый месяц.

"Как там в Дальних Ключах его Серёжка?.. Будет ли он скучать без отца и как встретит по возвращении?.. Неужели Валентина действительно помирать собралась, и он… Не дай Бог!., не успеет с ней проститься?.. Почему так трусливо, не по-мужски сбежал он от Галины?.. Даже "до свиданья" перед отъездом не сказал… Приедет ли в Краснознаменск племяш Павел?.. И как пройдёт его встреча с матерью? Ведь он с ней без малого сорок лет не виделся, а характер у сестрички, и это Богомолов знал не понаслышке, крутёхонек?.. Куда пропал Иван?.. И вообще, жив ли?.. Ежели Семивёрстов не солгал и на самом деле все улики уничтожил, Ивана давно уже должны были выпустить. Так куда же он подевался? Почему знать о себе не даёт?.. Или опять закатали в лагеря?.. Тогда… Ищи-свищи человека на необъятных просторах любимой родины!.. Удобное правило завела для себя наша любимая советская власть: посадит человека в лагерь лет эдак на десять "без права переписки"… И пропал родимый с концами. Это ведь всё одно, как живого в Кремлёвскую стену навечно замуровать!.. Только без таблички с золотыми буквами…" И, хотя не было у него оснований не доверять Семивёрстову Богомолов привык остерегаться людей с малиновыми околышами и очень за судьбу своего друга опасался.

Неспокойно было на душе у Алексея Ивановича, и в голову почему-то лезли одни только дурные мысли. И встреча с Вадиком Генкиным и его боевой подругой Кларой тоже была какая-то странная, неестественная. Конечно, взгляды на жизнь у них были разные. Репрессированный большевик и церковный староста храма Рождества Пресвятой Богородицы в Дальних Ключах вряд ли смогли бы найти общий язык, но в Советском Союзе такая ситуация встречалась сплошь да рядом, что, однако, не мешало людям жить бок о бок, не замыкаясь в себе и не проявляя к соседу явной вражды или злобы. Отчего же бывший земляк – юркий золотушный паренёк, каким запомнил его Богомолов, – так резко и неожиданно переменился, едва узнал, кто сидит напротив?.. И позже, на станции Узловая, где им обоим предстояло пересесть на другой поезд, ведь ехали они в один и тот же город, а именно в Краснознаменск, он всем своим видом давал понять, что они не знакомы. Да, разгадать логику человеческого поведения бывает порой сложнее, чем понять теорию относительности Эйнштейна. Люди в своих пристрастиях и поступках зачастую бывают удивительно непредсказуемы. Но это, наверное, и хорошо?.. Будь все под одну гребёнку стрижены, о чём неусыпно пеклось наше драгоценное начальство, скучно стало бы жить на этом свете, господа!..

Поезд остановился на какой-то станции. В вагоне была нестерпимая духота, и Алексей Иванович решил выйти на платформу, глотнуть свежего воздуха. Ночью подморозило, и клубы пара окутывали паровоз белым ватным облаком. Снег под ногами вкусно хрустел, а в звенящем воздухе стоял обычный для всех железнодорожных станций горьковатый запах угольного шлака.

"Запах странствий", – подумал Алексей Иванович и вздохнул полной грудью.

На соседний путь, пыхтя и отдуваясь, медленно подошёл встречный состав. С леденящим скрежетом завизжали тормозные колодки, и вагоны, дёрнувшись раз-другой, остановились.

По ступеням оледеневшей лестницы вагона, что остановился чуть правее Богомолова, цепляясь за скользкие поручни, на платформу осторожно спустился высокий худой старик в солдатской ушанке и широком, не по размеру, драповом пальто. Что-то в фигуре и повадках его было до боли знакомо.