С шумом вошли раскольники в Грановитую и расставили свои налои и свечи, как на площади; они пришли утверждать старую веру, уничтожать все новшества, а не замечали, какое небывалое новшество встретило их в Грановитой палате: на царском месте одни женщины! Царевны-девицы открыто пред всем народом, и одна царевна заправляет всем! Они не видели в этом явлении знамение времени. На царских тронах сидели две царевны – Софья и тётка её Татьяна Михайловна, пониже в креслах царица Наталья Кирилловна, царевна Марья Алексеевна и патриарх, направо архиереи, налево светские сановники, царедворцы и выборные стрельцы.
И приидоша в Грановитую полату с великим неистовством и шумом, и нелепые скаредные (отвратительные) слова пред великими государи и пред святейшим патриархом на святую церковь, и на царское величество, и на святейшаго патриарха блядивыя своя многая укоризны изблеваша.
Прение у них было в Верху многое время о кресте как креститца.
Между тем эти изуверы и стрельцы со своими лжеучителями, сопровождаемые толпой народа… спрятали в одежде камни, чтобы побить ими своих противников. Они подали царям челобитную, которая и была прочтена; после этого патриарх начал опровергать их доводы, а Афанасий, архиепископ Холмогорский, окончательно привёл их в замешательство. Прежде этот архиепископ сам принадлежал к расколу, но, поняв свои заблуждения, вернулся в лоно церкви. Обманщик [Никита Пустосвят], не зная, что ответить, ударил архиепископа по лицу, а остальные подняли буйный крик.
Патриарх обратился к отцам [раскола] с вопросом: «Зачем пришли в царские палаты и чего требуете от нас?». Отвечал Никита: «Мы пришли к царям-государям побить челом о исправлении православной веры, чтоб дали нам своё праведное рассмотрение с вами, новыми законодавцами, и чтоб церкви божии были в мире и соединении». Патриарх сказал на это то же, что говорил прежде раскольникам у себя: «Не вам подобает исправлять церковные дела, вы должны повиноваться матери святой церкви и всем архиереям, пекущимся о вашем спасении; книги исправлены с греческих и наших харатейных книг по грамматике, а вы грамматического разума не коснулись и не знаете, какую содержит в себе силу». «Мы пришли не о грамматике с тобою говорить, а о церковных догматах!» – закричал Никита и сейчас же показал, что он разумеет под догматами, обратившись к патриарху с вопросом: зачем архиереи при осенении берут крест в левую руку, а свечу в правую? За патриарха стал отвечать холмогорский епископ Афанасий. Никита бросился на него с поднятою рукою: «Что ты, нога, выше головы ставишься? Я не с тобою говорю, а с патриархом!». Стрелецкие выборные поспешили оттащить Никиту от епископа… Когда дочли до того места, где говорилось, что чернец Арсений-еретик с Никоном поколебали душою царя Алексея, Софья не вытерпела: слёзы выступили у неё на глазах, она вскочила со своего места и начала говорить: «Если Арсений и Никон патриарх еретики, то и отец наш и брат такие же еретики стали; выходит, что и нынешние цари не цари, патриархи не патриархи, архиереи не архиереи; мы такой хулы не хотим слышать, что отец наш и брат еретики: мы пойдём все из царства вон». С этими словами царевна отошла от своего места и стала поодаль. Хованский, бояре все и выборные расплакались: «Зачем царям-государям из царства вон идти, мы рады за них головы свои положить». Раздались и другие речи между стрельцами: «Пора, государыня, давно вам в монастырь, полно царством-то мутить, нам бы здоровы были цари-государи, а без вас пусто не будет». Но эти выходки не могли ослабить впечатления, произведённого на выборных словами Софьи. «Все это оттого, что вас все боятся, – говорила им царевна, – в надежде на вас эти раскольники-мужики так дерзко пришли сюда. Чего вы смотрите: хорошо ли таким мужикам-невеждам к нам бунтом приходить, творить нам всем досады и кричать? Неужели вы, верные слуги нашего деда, отца и брата, в единомыслии с раскольниками? Вы и нашими верными слугами зовётесь: зачем же таким невежам попускаете? Если мы должны быть в таком порабощении, то царям и нам здесь больше жить нельзя: пойдём в другие города и возвестим всему народу о таком непослушании и разорении».