Монах Сильвестр Медведев, котораго Царевна София, по своим видам, хотела сделать патриархом, собирался ехать в Рим, для соединения нашей церкви с западной. С другой стороны сам Голицын замышлял ещё более обширные предприятия: пользуясь полною доверенностью Софии, он льстился мыслию проложить cе6e путь к престолу и думал, что если переживёт Царевну, возложит корону на себя, а потом на сына своего Алексея, надеясь, по предполагаемому соединению церквей, получить утверждение от папы. Медведев и Голицын, каждый обдумывали свои планы втайне; но, страшась впоследствии приготовить ими собственную для себя погибель, они согласно решились: постричь Петра силою в монахи! Голицын, соблазнённый мечтательной будущностью, – весь предался необдуманным порывам своих страстей.
И во всё время того правления царевны Софии Алексеевны и другаго двора царя Петра Алексеевича ретираты в Преображенском, министры с одной и другой стороны интриги производили, а именно: [со] стороны царя Петра Алексеевича токмо един князь Борис Алексеевич Голицын, да при нём держалися Нарышкин Лев Кириллович, Тихон Стрешнев, поддядька, да постельничей Гаврила Головкин, да из бояр походных, хотя в тот секрет допущены не были, – князь Михаил Алегукович Черкаской, князь Иван Борисович Троекуров.
А с другой стороны, двора царевны Софии Алексеевны, князь Василий Васильевич Голицын, Фёдор Щегловитой, которой един в секрете самом был у царевны Софии Алексеевны, также Алексей Ржевской, Семён Толочанов и некоторые из шляхетства посредняго, а из больших родов никто не мешался.
Первоклассник Пётр
Одиннадцатилетний Пётр был живым, красивым мальчиком, как описывает его иноземный посол, представлявшийся в 1683 г. ему и его брату Ивану. Между тем как царь Иван в мономаховой шапке, нахлобученной на самые глаза, опущенные вниз и ни на кого не смотревшие, сидел мертвенной статуей на своём серебряном кресле под образами, рядом с ним на таком же кресле в другой мономаховой шапке, сооружённой по случаю двоецария, Пётр смотрел на всех живо и самоуверенно, и ему не сиделось на месте.
Однажды императрица Елисавета Петровна, вшедши в комнату племянника своего Петра Фёдоровича, который занимался черчением, поцеловала его и сказала со слезами: «Не могу на словах рассказать того удовольствия, какое я чувствую, когда вижу, что ты хорошо употребляешь своё время, и вспоминаю, как батюшка, застав однажды меня с сестрою за уроками, сказал со вздохом: «Ах, если б я в моей молодости был выучен, как должно!»
До какой степени предшествовавшее воспитание Петра было запущено, показывает то, что, учась на шестнадцатом году четырём правилам арифметики, он не умел правильно написать ни одной строки и даже не знал, как отделить одно слово от другого, а писал три-четыре слова вместе, с беспрестанными описками и недописками.
Дошли до нас учебныя тетради Петра (драгоценное сокровище, для котораго мы не успели построить золотой ковчег), писанныя по свидетельству Устрялова рукою нетвёрдою, очевидно непривычною без всякаго соблюдения правил тогдашняго правописания, часто без отделения одной речи от другой, с безпрестанным повторением буквы «ъ» в средине слов, со множеством описок, недописок и всякаго рода ошибок. Тетради показывают, очевидно, как усердно занимался Пётр, как быстро уразумевал правила аддиции, субстракции, мултипликации, дивизии, как легко шёл вперёд от целых чисел к именованным и дробям, от арифметики к геометрии и фортификации, как знакомился с иностранными терминами, с разными приёмами вычислений, поверками и всякими техническими словами.
Петра не учили, как должно, по его собственному признанию, но он многое знал; как же он приобрел эти знания? Пусть расскажет сам.