Говорят, когда к умирающему Петру явились два архимандрита из Чудова монастыря и «стали его увещать», то царь, столь не любивший при жизни «бородачей», в этот миг сделал знак, чтобы его приподняли и, возведши очи вверх, произнёс засохлым языком и невнятным голосом: «cие едино жажду мою утолит; сие едино услаждает меня».
Прежде бо того увещания засхлыя уста, что часто делал, питием промачивал, и к тому творя приличие, сия слова сказал, которыя и неоднократно повторил. И когда увещатель говорил ему: уповал бы он без всякаго сумнительства на милосердие Божие, верил бы, что подаётся отпущение грехов и благодать жизни вечныя заслугами Христовыми; он на сие; верую и уповаю, несколькократно повторил, и когда ещё увещатель к молитве веры возбуждал и сказывал сии слова, которыя обыкновенно у нас приступающии ко Святому причащению говорят: верую Господи и исповедую, яко ты еси воистину Христос сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от них же первый есмь аз; к сему он прибавил: верую Господи и исповедую, верую Господи, помози моему неверию! И сие всё, что весьма дивно, со умилением, лице к веселию, елико могл, устроевая, говорил. Между тем ослабев и опустяся, на прочее, что ему во утверждение предлагаемо было, то помавая, то вознося руку, то к персям прикладывая, ответствовал.
Присутствующие начали с ним прощаться. Он приветствовал всех тихим взором. Потом произнёс с усилием: «после»… Все вышли, повинуясь в последний раз его воле. Троицкий архимандрит предложил ему ещё раз причаститься. Пётр в знак согласия приподнял руку. Его причастили опять.
Вскоре, от жгучей боли, крики и стоны его раздались по всему дворцу, и он не был уже в состоянии думать с полным сознанием о распоряжениях, которых требовала его близкая кончина.
Слыша сие Сенаторы и Генералитет, и инаго чина народ в комнату входить и руку Государеву с плачем и хлипанием целовать начали. Лежал он молча, и всех приходящих взглядом приветствуя; потом же сие не без труда проговорил после: свободится ли от стужения (угнетения, огорчения)? (малую бо комнатку множество людей наполнило). Тем словом покоя ли требовал, или о времени смерти следующем говорил, про то неизвестно: и так все из комнаты вышли.
Пётр казался в памяти до четвёртого часа ночи. Тогда начал он охладевать и не показывал уже признаков жизни. Тверской архиерей на ухо ему продолжал свои увещевания и молитвы об отходящих.