Первой заботой Екатерины было стремление не пренебрегать никакими внешними проявлениями чувств, чтобы показать ту боль, какую ей должна была причинить смерть её мужа. В течение 40 дней, пока его тело, согласно обычаю страны, было выставлено для обозрения публики, на парадном ложе, она приходила регулярно утром и вечером, чтобы провести полчаса около него. Она его обнимала, целовала руки, вздыхала, причитала и проливала всякий раз поток искренних или притворных слёз. В этом выражении нет никакого преувеличения. Она проливала слёзы в таком количестве, что все были этим удивлены и не могли понять, как в голове одной женщины мог поместиться такой резервуар воды. Она была одной из самых усердных плакальщиц, каких только можно видеть, и многие люди ходили специально в императорский дворец в те часы, когда она была там у тела своего мужа, чтобы посмотреть, как она плачет и причитает. Я знал двух англичан, которые не пропустили ни одного из 40 дней. И я сам, хотя и знал, чего стоят эти слёзы, всегда бывал так взволнован, как будто бы находился на представлении с Андромахой.
«Лекарство за пять копеек могло бы вылечить его…»
Один из «славнейших тогда в Европе докторов», профессор Герман Боергав, находившийся в Лейдене, получил от Блументроста описание болезни Петра Великого. Боергав, прочитавши сие письмо, вскричал с огорчением:
– Боже мой! Возможно ли, что этого великого мужа допустили умереть, когда можно было вылечить его таким лекарством, которое стоило бы пяти копеек!
(…) Он уверял, что вылечил бы совершенно великого императора, если б заблаговременно уведомили его о сей болезни и потребовали его совета. От Германа Кауи-Боергава, племянника славного Боергава и лейб-медика императрицы Елизавет Петровны.
Боергавен смеялся над Петербургскими докторами, говоря, что Царя можно было спасти лекарством на пять копеек, и находил особенно странным, что за советом к нему обратились уже тогда, когда никакая помощь была невозможна. Русские медики, понимая всю справедливость мнения Боергавена, свалили причину смерти царя на шарлатана Брабансона, к которому яко бы Пётр имел слепое доверие, и на собственную неосторожность больнаго. Брабансон, напуганный этим, исчез и неизвестно что с ним сталось.
По вскрытии тела Императора найдено, что части около мочеваго пузыря были объяты антоновым огнём, и некоторые столь отвердели, что их было трудно резать анатомическим ножом.
Разсматривая глазами врача безпристрастно ход, периодическое возвращение и окончание смертельной болезни Императора, оказывается без всякаго сомнения, что, кроме обыкновеннаго разположения Его к затруднению мочи в последних годах жизни, простуда при Лахте в октябре, которая возобновилась ещё 6 января была особенною причиною последней болезни императора. Сначала была она обыкновенным затруднением мочи (stranguria), потом изменилась в воспалительное задержание (ischuria inflammatoria) и напоследок имела следствием своим местное разстройство около мочеваго пузыря. Ибо при разсечении (вскрытии) найденная затверделость и уничтожение чрез Антонов огонь сих частей должны быть непосредственным действием долго задержаннаго и, по разным случаям возобновлённаго воспаления, и не могли быть первоначальною причиною болезни. Может быть, что и катетеризм, с великою болию и почти без всякой пользы поставляемый, произвёл сие воспаление. Натура, и изыскание причины (aethiologia) сего страннаго и болезненнаго недуга, положившего предел жизни Монарха, величайшаго в мире, так ясно сами собою изображаются, что совсем нет никакой нужды для объяснения оных прибегать к другим, мнимым причинами, как-то: к болезни каменной, сифилитической, воспалению мочеваго пузыря или к яду.