– Надуй щеки. – Она надула. – Подними брови. Нет, выше. – Она подняла. – Хорошо. Ты увидишь, что долго такую гримасу удержать не сможешь. Завтра попробуй снова. В подземелье ты найдешь мирийское зеркало. Упражняйся перед ним каждый день по часу. Учись владеть глазами, ноздрями, щеками, ушами, губами. – Он снова взял Арью за подбородок. – Кто ты?
– Никто.
– Лжешь. И лжешь неумело, дитя.
Она отыскала мирийское зеркало. Теперь она садилась перед ним каждое утро и каждый вечер, поставив по бокам две свечи, и строила рожи. Если она научится управлять лицом, то сможет лгать сколько захочет.
Вскоре после этого добрый человек приказал ей обмывать мертвых вместе с другими послушниками. Это было куда легче, чем скрести лестницы в Харренхолле. Тяжело приходилось, только когда покойник попадался большой и толстый, но большинство усопших были тощие – кожа да кости. За работой Арья гадала, что привело их к черному пруду. Ей вспоминался рассказ старой Нэн о том, как в долгую зиму старики, зажившиеся на свете, вдруг объявляли, что идут на охоту. «Тогда их дочери плакали, а сыновья отворачивались к огню, но никто их не останавливал и не спрашивал, на какого это зверя им вздумалось поохотиться, когда на дворе лежат сугробы и воет холодный ветер». Кто знает, что говорят своим сыновьям и дочерям старые браавосийцы, прежде чем отправиться в Черно-Белый Дом.
Одна луна сменялась другой, но Арья не наблюдала этого. Она работала, обмывала покойников, гримасничала перед зеркалом, учила браавосский язык и старалась помнить, что она – никто.
Однажды добрый человек прислал за ней.
– Выговор твой ужасен, но понять тебя с грехом пополам можно. Придется тебе на время покинуть нас. Единственный способ изучить язык как следует – это говорить на нем с утра до вечера. Ты должна уйти.
– Когда? – спросила она. – И куда?
– Прямо сейчас. За этими стенами лежат сто островов Браавоса. Ты ведь знаешь, как сказать «мидии», «устрицы» и так далее?
– Знаю, – сказала Арья и произнесла эти слова как могла лучше.
Ее старательность вызвала у него улыбку.
– Сойдет. У гавани ниже Затопленного Города найдешь торговца рыбой по имени Бруско. Он хороший человек, а спина у него больная. Ему нужна девочка, чтобы возить его тележку и продавать его раковины сходящим на берег морякам. Вот ты этим и займешься, ясно?
– Да.
– А когда Бруско спросит, кто ты?
– Я отвечу «никто».
– Нет. За пределами этого Дома такой ответ не годится.
Она пораздумала.
– Могу назваться Солинкой из Солеварен.
– Солинку знают Тернесио Терис и его люди. Твоя речь тебя выдает, поэтому придется сказать, что ты из Вестероса, но имя лучше выбрать другое.
Арья прикусила губу.
– Может быть, Кошка-Кет?
– Пожалуй… Кошек в Браавосе полно – если прибавится еще одна, никто не заметит. Ты Кет, сиротка из…
– Из Королевской Гавани. – В Белой Гавани она тоже бывала с отцом, но Королевскую знала лучше.
– Отлично. Твой отец ходил на галее, был мастером над гребцами. Когда твоя мать умерла, он стал брать тебя в море. Потом он тоже умер, а капитан, не имея в тебе нужды, высадил тебя в Браавосе. Как назывался корабль?
– «Нимерия», – не задумываясь, выпалила она.
В ту же ночь Арья ушла из Черно-Белого Дома. Плащ, линялый и залатанный, в самый раз для сиротки, скрывал длинный нож на ее правом бедре. Ноги болтались в слишком больших сапогах, камзол так протерся, что ветер его насквозь продувал. Зато перед ней лежал весь Браавос, пахнущий дымом, солью и рыбой, с извивами каналов и улиц. Прохожие посматривали на нее с любопытством, оборвыши-попрошайки кричали непонятное. Вскоре она окончательно заблудилась.
– Сир Григор, – распевала она, идя через каменный мост с четырьмя арками. С него виднелись мачты кораблей в Мусорной Заводи. – Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. – Пошел дождь. Арья подставила ему лицо, такая счастливая, что плясать в пору, и сказала: – Валар моргулис, валар моргулис, валар моргулис.
Алейна
Восходящее солнце, хлынувшее в окна, разбудило Алейну. Гретчель, услышав, что госпожа села и потянулась, тут же подала ей халат. Комнаты за ночь остыли. Когда придет зима, будет еще хуже. Зимой в этом месте холодно, как в гробнице.
– Огонь еле теплится, – подпоясавшись, заметила девушка. – Подбавь дров, пожалуйста.
– Слушаюсь, миледи, – сказала старуха.
Покои Алейны в Девичьей башне много больше и роскошнее спаленки, которую она занимала при леди Лизе. Теперь у нее своя гардеробная, а с балкона из резного белого камня открывается вид на Долину. Пока Гретчель возилась с огнем, Алейна вышла туда. Камень холодил босые ноги, ветер гулял, как всегда у них наверху, но великолепное зрелище заставило ее забыть обо всем. Девичья была самой восточной из семи стройных башен Гнезда, и Алейна видела перед собой всю Долину в утренней дымке, с лесами, полями и реками. Горы на солнце сверкали, как золотые слитки.