— Дон Энрике, — начал он с непритворным спокойствием, — я понимаю, что для меня нет надежды на спасение. Я в вашей власти, вы вправе отомстить мне; для себя я ни о чем не прошу; но, если в вашем сердце сохранилась хоть искра благородства, исполните просьбу человека, который собирается покинуть этот мир: поразив меня, обратите ваш меч против моей семьи — доньи Марины и маленькой Леоноры, — прежде чем они достанутся на потеху вашим людям. Обещайте мне это, и я спокойно умру; пусть они примут смерть, но не бесчестие.
— Дон Диего, — ответил дон Энрике с каменным лицом, — вы в моей власти, вы, ваша супруга и ваша дочь. По вашей милости и по вине той, что нынче стала вашей супругой, я потерял все, чем дорожил на земле: семью, родину, имя, богатство, честь, будущность, все, все. По вашей вине мне пришлось бежать, как разбойнику в горы, по вашей вине я превратился в пирата, которого ждет впереди позорная смерть на виселице. Дон Диего, вы заслужили страшную кару; ваша смерть ничто по сравнению с моими муками и терзаниями. Жизнь за жизнь, ну, а моя честь, мое доброе имя, родина и будущность? Пролить вашу кровь, отдать вашу жену на потребу моих воинов, воспитать вашу дочь в пороке, толкнуть ее на путь разврата, — все это едва ли достойное возмездие за содеянное вами зло.
— Боже мой, боже мой! — простонал дон Диего. — Как это ужасно!
— Дон Диего де Альварес! — продолжал дон Энрике. — Я вправе отнять у вас жизнь, вы заслужили смерть от моей шпаги. Но я поступлю так, как мне подобает. Вы свободны. Идите за вашей супругой и дочерью. Я вам дам провожатых, они помогут вам вызволить жену и дочь из плена — полюбовно или силой. Только не вздумайте благодарить меня за это: я ненавижу вас всей душой. Ступайте и помните, я вам не ставлю никаких условий, кроме одного: ровно через полгода, а именно шестого августа в полночь, я вас жду против того дома, где вы нанесли мне такое тяжкое оскорбление.
Дон Диего попытался что-то сказать. Но дон Энрике уже обратился к рыбаку:
— Хосе, ты слышал. Ступай вместе с этим кабальеро, добейся, чтобы ему вернули жену и дочь и без помехи выпустили из города. Пускай уйдут под охраной, куда пожелают, прочь от опасности.
Круто повернувшись, дон Энрике ушел.
— О! — воскликнул Индиано. — Мы еще посмотрим, кто из нас великодушнее. Мое мщение будет подобно его возмездию.
Сопровождаемый рыбаком и надежной охраной, дон Диего поспешил на поиски доньи Марины.
Между тем страшное зрелище разыгрывалось у подножия замка, где гарнизоном командовал губернатор.
Хуану Дарьену вскоре удалось разыскать лестницы для осады. Кроме того, он пригнал и людей, чтобы приставить лестницы к крепостным стенам. То были взятые в плен монахи и монахини из города.
Монахини плакали; сорвав с них клобуки и вуали, пираты издевались над старухами и разрешали себе непристойные шутки с молодыми.
— Вот люди, они приставят лестницы, — сказал Хуан Дарьен.
— Отлично, — ответил Морган, — живее за дело!
— Не лучше ли уступить нам этих красоток, — сказал один из пиратов, указывая на монахинь.
Вместо ответа Морган поднял свой пистолет и выстрелил в дерзкого юнца, осмелившегося так шутить в его присутствии.
Парню посчастливилось избежать пули, и он поспешил спрятаться за спины своих товарищей.
— Ставьте лестницы! — скомандовал Хуан Дарьен.
Монахи и монахини стояли в нерешительности; но пират с такой силой ударил одну из монахинь дубиной по голове, что та упала замертво.
— Ну, марш за дело! — повторил он громовым голосом.
— За мной! — воскликнул Хуан Дарьен.
Несчастные пленники повиновались. Взвалив на плечи тяжелые лестницы, они побрели вслед за Хуаном Дарьеном.
Защитники замка с ужасом смотрели на вереницу монахов и монашек, которые тащили лестницы для осады.
— Огонь! — скомандовал губернатор.
Никто из солдат не решился исполнить приказ.
— Сжальтесь! Сжальтесь! — кричали несчастные, тащившие лестницы. — Сжальтесь! Ради бога не стреляйте, ведь нас силой заставили. Мы люди мирные, служители бога, Христовы невесты?
— Вперед! Вперед! — кричали пираты, подгоняя их.
Осаждающие подошли уже почти вплотную к подножию замка; монахини рыдали, монахи молили о пощаде.
— Огонь! — твердым голосом повторил свой приказ губернатор. Испанские солдаты, поняв опасность, прицелились в наступавших, потом отвернулись и дали залп.
Вспышки огня опоясали крепость, дым окутал зубчатые стены, и множество жертв упало наземь.
Залп оказался роковым для наступающих: испуская жалобные вопли, раненые монахи и монахини корчились на земле от боли; оставшиеся невредимыми попытались бежать, но разъяренные пираты силой заставили их продолжать начатое дело.
Стрельба не прекращалась, штурм велся по всем правилам: лестницы были приставлены к стенам, и пираты с неслыханной отвагой стали карабкаться вверх. На крепостном дворе и внутри замка закипел рукопашный бой.
Губернатор дрался, как лев, то нападая, то отражая натиск противника, то бросаясь вперед, то отступая. Трусов в своих рядах он беспощадно убивал собственной рукой.