Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

Как ей и положено, хтоническая нечисть пробуждается весной — со всей природой. В апреле 1928‐го Сталин извещает страну, что вместе с зерном из земли пророс кулак: «Три года урожая не прошли даром, кулак вырос за это время» — и тогда же глубоко под землей занялись своей «подкопной работой» шахтинские вредители, науськанные из‐за границы («Вот, где скрываются корни шахтинского дела»). Экономическая интервенция удалась только потому, разъясняет Сталин, что сами «мы плохо подбирали наши хозяйственные кадры», плохо их обучали. Увы, молодые советские инженеры отдалились от самой земли, от ее недр, потому что «учились по книжке, они спецы от книжки». Поэтому даже старость идет на пользу врагам, которые легко вытесняют скороспелых книжников: «Молодому спецу, который не видел шахты и не хочет лезть в шахту <…> никогда не одолеть старых, закаленных в практическом опыте, но враждебных нашему делу специалистов». (Ввиду неподготовленности этой смены ему вскоре придется свернуть атаки на старых «спецов».) Как всегда, в неудачах есть и позитивная сторона. Подобно тому как Колчак, напоминает он, заставил большевиков создать пехоту, а Мамонтов — кавалерию, так и теперь «хлебные затруднения» вместе с «уроками шахтинского дела» принесут благотворные результаты («Об итогах июльского пленума 1928 г.»). В сельском хозяйстве они обернутся «насаждением» колхозов и совхозов (он постоянно использует именно этот аграрный термин), обусловленным «коренным переломом в недрах самого крестьянства» («Год великого перелома»). Да и организаторам индустрии тоже придется отныне «руководить предприятиями не „вообще“, не с „воздуха“», а «спуститься вниз — на заводы и фабрики».

* * *

Итоговая картина такова. Кадровое и экономическое строительство, начатое под землей, увенчается созданием новых административных, промышленных, аграрных, научных «центров», сходящихся к единому сверхцентру. По существу, вся советская жизнь представляет собой как бы непрерывный круговорот кадровых масс, которые поднимаются из земли, огибая свое сакральное средоточие, и снова уходят в ее глубины, чтобы уступить место усовершенствованным преемникам. Все выглядит как первомайское шествие, экстатически запечатленное Барбюсом — или Псевдо-Барбюсом — в начальных строках его книги о Сталине:

А кругом сходится и расходится симметрическое кипение масс. Кажется, будто оно выходит из-под земли и туда же, под землю, уходит <…>

У этого водоворота есть центр. Возгласы сливаются в одно имя: «Сталин!» <…> Он есть центр, сердце всего того, что лучами расходится от Москвы по всему миру[589]
.

Техника и органика

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное