Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Акватическую метафорику мы встретим в сталинском описании стахановского движения: «Именно потому, что оно… идет снизу, оно является наиболее жизненным и непобедимым движением»; оно «развивается не в порядке постепенности, а в порядке взрыва, прорвавшего какую-то плотину. Очевидно, что ему пришлось преодолеть какие-то препоны. Кто-то ему мешал, кто-то его зажимал, и вот, накопив силы, стахановское движение прорвало эти препоны и залило страну» («Речь на Первом всесоюзном совещании стахановцев», 1935). Раньше, до Октябрьского переворота, в леворадикальной публицистике так изображались только революционные порывы угнетенного народа, который сокрушает стену или плотину, созданную косными, жестокими властями. Сталин же буквально перенес и сам этот антагонизм, и приметы прежних властителей на свою собственную, советскую администрацию. Из искры вновь разгорается революционное пламя — индустриальный или отраслевой Октябрь: «Спички, брошенной Стахановым и Бусыгиным, оказалось достаточно для того, чтобы все это дело развернулось в пламя». Псевдостихийному низовому движению отныне предстоит развиваться по отработанной кумулятивно-концентрической модели: «нарастая, как снежный ком», оно будет «собирать, посредством новых технических норм, широкие массы рабочих вокруг передовых элементов рабочего класса». Оно захватит все сферы советской жизни, вплоть до НКВД.

Корни врага

В тех же сумрачных недрах, откуда выходят на битву с бюрократическим Ураном все эти «передовые элементы», — под почвой и в шахтах — незримо копит свои «резервы» и поверженный враг, там прячутся его невыкорчеванные «корни», там разыгрывается и решающая фаза борьбы с ним. Там, под землей, совершается вообще все самое главное. Сталинский политический «сюжет» вновь, но уже в других видах, проецирует на советскую и внутрипартийную жизнь прежнее революционное дублирование, раздвоение хтоническо-монструозных аллегорий.

Функциональный адекват хтоники — это, естественно, контрреволюционное подполье, стихия вражеской конспирации. Из земли «подымают головы» не только молодые революционные кадавры — теперь, в советское время, согласно Сталину, «подымают голову» кулаки, троцкисты и правые элементы, учуяв кризис. Ведь почва для них бывает еще идейной или психологической — и потому «на этой почве могут ожить или зашевелиться разные группки старых контрреволюционных партий <…> могут зашевелиться осколки… троцкистов»; остатки вражеской идеологии, снова и снова повторяет он на XVII съезде, «живут еще в головах отдельных членов партии»; «эти пережитки не могут не являться

почвой для оживления идеологии разбитых антиленинских групп в головах

» таких псевдобольшевиков. К 1937 году троцкисты у Сталина внезапно теряют свою давнюю связь с «воздухом» и вполне успешно окапываются в советском грунте, разрушая «основы и опоры» советской власти — в точности так же, как это делают на Западе пролетарии по отношению к своим режимам. Вражеский крот истории неотличим от его марксистского двойника.

В экзистенциальном аспекте «корнями» (как, впрочем, и «ветвями») остается ближайшее окружение человека, его семья и потомство, подлежащее истреблению или хотя бы надежной изоляции[587]. В ноябре 1937 года на праздничном обеде у Ворошилова Сталин заявил, что каждый, кто помышляет отторгнуть от СССР «отдельную часть или национальность», будь он даже старым большевиком (т. е. речь фактически шла о главных жертвах террора), обречен: «Мы будем уничтожать весь его род, его семью»[588]. (Естественно, что тот же биологический подход, соприродный кавказской кровной мести, он, по-своему логично, использовал и против «народов-изменников».)