Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

Сталин громит старый партийный аппарат — акт несомненного политического предательства, ибо, опираясь именно на этот аппарат, Сталин изничтожил все разновидности коммунистической оппозиции, истребил всю головку старого большевизма и заложил фундамент своего единовластия. Но для закрепления и оформления этого единовластия ему нужны люди совершенно иного калибра, чем те, которые заполняли старый аппарат. Ему нужны не те, кто его выдвигал в единоличные диктаторы, а те, кого он сам выдвигает на верхушку советской пирамиды; люди, ему лично преданные своим возвышением и, возможно, меньше связанные с социалистическими, революционными и партийными традициями старого большевизма <…> Разгром старого партийного и советского аппарата ставит во весь рост проблему…

аппарата нового, проблему выдвижения новых, преимущественно «молодых» кадров, человеческий материал для которых черпается в среде не только физически выросшей, но и политически, и интеллектуально сложившейся уже в «сталинскую» эпоху.

Беспримерная тотальность, «всенародность» этого стремительного обновления внушила тогда несбыточные надежды эмигрантским социал-аутсайдерам — надежды, симптоматически запечатленные в терминах, которые были заимствованы ими из сталинского кумулятивно-биологического глоссария. Упования прорастали из той самой биологической толщи, где зрели молодые кадры.

Советское государство, — продолжает Дан, — «тоталитарно» в самом подлинном смысле этого слова. Оно охватывает своими щупальцами… все стороны жизни советского гражданина, вплоть до бытовых и самых интимных. Его аппарат потому слишком многочисленен и слишком глубоко уходит своими корнями в самую толщу народных масс, слишком интимно сплетается с повседневной жизнью их, чтобы по крайней мере низовые звенья его (а в звеньях этих размешаются миллионы людей!) не отражали до известной степени их настроений и чаяний <…> И не случайно, конечно, самым слабым «звеном» при чистке аппарата «национальных» республик оказывается почти повсюду Наркомзем: теснейшее соприкосновение с крестьянством превращает именно сельскохозяйственный аппарат в средоточие «буржуазного национализма», «троцкизма», «бухаринства» и всякой иной оппозиционной скверны…[583]

Наряду с эмигрантской наивностью здесь впечатляет вегетативно-мифологическая энергия этой веры в грядущее возрождение низовых масс, вызревающее в Наркомземе и национально-крестьянской среде. Но сами эти ассоциации у Дана верно отражают как символику, так и самую стилистику истребительно-обновленческой вакханалии, развязанной Сталиным, ибо не вызывает никаких сомнений родство его кадровой революции с аграрными мифологемами.

В ноябре 1925 года на похоронах (зиновьевца) Фрунзе Сталин произнес непостижимо откровенную речь, отрывки из которой часто цитируются в литературе:

Товарищи! Этот год был для нас проклятием. Он вырвал из нашей среды целый ряд руководящих товарищей. Но этого оказалось недостаточно, и понадобилась еще одна жертва.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное