Письма, 1926-1969

Я так давно хотела написать, что ваше письмо свалилось – или скорее, вывалилось из моего почтового ящика с грохотом. Причина того, что я не пишу, а вы пишете, одна: я бы хотела узнать, получится ли что-то с европейским путешествием – и до сих пор ничего не знаю. По большей части это зависит от того, как скоро – или насколько медленно – закончится процесс выдачи гражданства, поскольку ехать без паспорта кажется немного рискованной затеей, несмотря на то что мы оба не очень верим в возможность войны. Итак: не полагайтесь на меня, крайне маловероятно, что из-за работы я смогу уехать раньше сентября. Мсье не приедет, он читает курс в летней школе и затем, уже в середине сентября, начинается зимний семестр, и у него не будет даже пяти–шести недель отдыха, разумеется, поездка невозможна. С другой стороны, это приносит ему столько радости, что не хочется его огорчать. («Человек, что прячет свои сокровища» – уже нет. Слушатели подарили ему магнитофон, поэтому лекции теперь можно записывать сразу. Если быть последовательным в чем-то одном, например, последовательно не писать, выход всегда находится сам по себе.)

Но я хотела рассказать о следующем: Тиллих зимой будет вести семинар в Йеле о философии экзистенциализма, и он предложил мне почти полностью взять на себя занятия по Ясперсу. Чем очень меня обрадовал. Теперь ко мне с такой же просьбой обратился Колумбийский университет, и следующие две среды я попытаюсь поделиться всей мудростью, какой только смогу. Видите, мы с Вами даже не мечтали об этом, когда я написала Вам первое письмо (за которое я очень, очень благодарна, поскольку оно пробудило во мне дивные воспоминания, с необходимыми исправлениями, то есть с полузабытым воспоминанием о собственной беспомощности).

Меня обрадовали новости о приятном времени, проведенном с братом и шурином, и, пожалуйста, хоть мы и не знакомы лично, передайте им сердечный привет¹. Книгу²

я пока не прочла. Только начала, и она показалась мне столь серьезной и значимой, что я отложила ее до каникул или до тех пор, пока у меня будет время, не занятое чем-то трудным или срочным.

Еще кое-что: Кауфман³ из Принстона спрашивал, «говорите ли Вы по-английски» без дальнейших объяснений. Я не сказала ни да, ни нет, но скорее да.

Последнее время читаю много Маркса и Гегеля, но это оставим для другого письма. От Пипера ничего не слышно. Monat и, вероятно, Hochland опубликуют крупные отрывки. С Merkur

не повезло. Лживость Пешке так меня разозлила, потому что типична и совершенно не уникальна, поэтому я написала ему слегка раздраженное письмо, которое он понял совершенно неверно. Здесь книга снискала большую популярность, чем я ожидала. Писала ли я Вам, что на неделе я превратилась в девушку с обложки⁴ и была вынуждена видеть свой портрет в каждом газетном киоске?

Мсье передает сердечный привет. Вам обоим всего наилучшего и с любовью

Ваша Ханна

1. Речь идет о письме Гертруды Я. к Х. А. от 6 мая 1951 г., в котором рассказывается о визите Эрнста и Эллы Майер.

2. См. п. 106, прим. 2.

3. Вальтер А. Кауфман (1921–1980) – американский философ немецкого происхождения, историк литературы, с 1939 г. жил в США, с 1947 г. профессор философии в Принстонском университете.

4. На обложке журнала The Saturday Review of Literature

от 24 марта 1951 г. размещен рисунок, сделанный с фотографии Х. А., в содержании – рецензия на ее книгу «Истоки тоталитаризма», написанная Гансом Коном.

112. Карл Ясперс Ханне АрендтСанкт-Мориц, 6 августа 1951

Дорогая Ханна!

Вы и Мсье¹ написали такое замечательное письмо в мае и до сих пор не получили ответа! Мне нет прощения, но я так же презренно молчалив по отношению ко всем друзьям и родственникам (пишу лишь издателям!), потому что теперь успеваю справляться лишь с самыми насущными проблемами. Пожалуйста, пожалуйста, не думайте, что я отдалился от Вас!

Теперь мы в Санкт-Морице – сказочный покой и красота. Нет ни обязательств, ни принуждений, ни сроков. Словно мечты воплотились в жизнь. Этот благородный ландшафт как в первый раз производит невероятное впечатление, которое сохраняется и отзывается в нас в течение целого года. Он выдвигает требование, словно ответ на него можно обнаружить лишь в высшем порядке. Здесь живет и душа Ницше². Каждый год мы думаем, Вы должны быть здесь, с нами. Возможно, когда-нибудь? (Если все совпадет: Ваше путешествие и приглашение от владельца дома.) Или Вам кажется, что это место только для пожилых, спокойных людей?

Я с радостью прочитал лекции Вашего мужа. Теперь они сохранятся и на бумаге. Да, удивительно: он, не написав ни строчки, сумел придать своим мыслям наибольшую действенность, благодаря тому, что он – как поступали в древности – говорит. Надеюсь, он и далее будет находить отклик, который услышал в первый раз.