Письма, 1926-1969

Мне о стольком нужно было Вам написать. Я мечтаю часами, днями напролет беседовать с Вами. Вы не представляете, как меня вдохновляют Ваши письма, Ваши статьи. Все мы так одиноки, произносим монологи, завоевываем «успех», но все тонет, словно камни, брошенные в болото. От Вашего имени со мной наконец-то говорит некто, чья серьезность не вызывает у меня сомнений, я чувствую, что на душе у Вас то же, что и у меня. Только Вы, кажется, куда храбрее.

И все же сперва я хочу разобраться с практическими делами, прежде чем говорить дальше. Как раз пришло Ваше письмо для моей жены от пятого октября. Четыре августовские посылки также пришли, сентябрьские, вероятно, придут вскоре (августовские мы получили в конце сентября). Ни одной из CARE-посылок пока нет. Но, судя по тому, что пишут в газетах, с ними не будет никаких проблем. Необходимо терпение. Жена Вам напишет. Благодарю Вас. Мы получаем посылки от нескольких отправителей, но только Ваши приходят регулярно и столь объемны, что мы живем словно в раю и чувствуем себя гораздо лучше, чем год назад.

В середине сентября я отправил Вам письмо из Женевы¹. Передачу прав на перевод, смысл которой я в нем изложил (я вовсе не имел в виду, что Вы должны заняться переводом, разумеется, это невозможно), я подтверждаю на приложенной странице.

23 октября 1946

В это время приехала моя сестра из Ольденбурга, впервые за три с половиной года. Теперь я продолжу. Сейчас снова начались лекции, сегодня продолжительные приемные часы. Но даже если и не выйдет ничего путного, я все равно хотел бы Вам написать. Я рад за всех нас, поскольку Ламберт Шнайдер хочет издать все Ваши сочинения – как опубликованные, так и не вышедшие в Wandlung –

в одной книге². Это будет сборник эссе, который заявит о себе среди пока еще скудной, хоть и почти уже массовой немецкой продукции. Вышла моя «Психопатология»³ – 750 страниц – права на перевод принадлежат издателю (

Springer) и наполовину мне. Если вопрос снова станет актуален, придется, к сожалению, считаться и с моим издателем. Прежде всего нужно понять, имею ли я право и каким способом отправить Вам экземпляр. Книга стилистически не проработана, я словно вернулся в годы своей юности и пишу с беззаботностью и непосредственностью медика – но и с той же докучливостью. Сегодня приехал Хупс⁴ (местный англист, который Вам наверняка известен) и рассказал мне об одном американском профессоре, который хотел бы перевести мою «Идею университета». Он был здесь, пока мы были в Швейцарии. Через Хупса я рекомендовал ему Вас. Вам решать, будет ли это полезно. Предварительное условие – передача Вам прав на перевод и Ваше согласие их принять. Хупс напишет профессору, что Вы обладаете всеми полномочиями. Его имя: декан д-р Эрл Джеймс МакГрат, 108 Шеффер Холл, Университет штата Айова, Айова-Сити, Айова. Конечно, Вам нужно дождаться, пока он напишет сам. Мне такие истории всегда кажутся неясными и ни к чему не обязывающими. Я снова передал Штернбергеру, что Вы не получили большую часть номеров Wandlung.

Все отправления вернулись. Нужно попробовать еще раз.

Ваши критические замечания на меня очень повлияли, в особенности Ваше требование положительного политического обращения к жертвам⁵. Но из-за того, что я полностью с Вами согласен, я испытываю лишь еще большее беспокойство. Поскольку чувствую его неосуществимость в современной Германии и потому безнадежность положения немцев, если подобное заявление не сможет получить всеобщего одобрения. Время для подобного заявления еще не упущено. Ваша идея живет во мне, я не забыл о ней.

Я меньше поддерживаю два других Ваших критических замечания о «Вопросе вины»: я не могу назвать совершенное нацистами «преступлением». Ваша формулировка не по мне, так как вина, которая превосходит любую криминальную виновность, неизбежно приобретает «великий» – сатанински великий – масштаб, который, на мой взгляд, так же далек от нацистов, как и речи о «демонизме» Гитлера и ему подобных. Мне кажется, необходимо – ведь все так и было – принять вещи во всей их банальности⁶, во всей скучной ничтожности – бактерии вызывают эпидемии, уничтожающие целые народы, но остаются всего лишь бактериями. Я с ужасом наблюдаю за любым зарождающимся мифом или легендой, а любая неопределенность и есть такое зарождение. В Германии пока еще не столь распространена рассудительность. Геринг избежал виселицы – многие видят в этом нечто грандиозное, в то время как на самом деле это лишь некомпетентность тюремных служащих. Ваша точка зрения прекрасна – особенно противопоставление ложной, нечеловеческой невиновности жертв, – но ее надо было выразить иначе (как именно, этого я пока не знаю). У Вас она изложена так, словно Вы уже вступили на путь поэзии. А какой-нибудь Шекспир никогда бы не смог выразить эту тему подобающим образом – не прибегнув к неправдоподобию эстетического происхождения, – а потому и не имел на это права. В этом вопросе нет ни идеи, ни сути. Он исчерпывается психологией и социологией, психопатологией и юриспруденцией.