Когон7
: прочитала его в гранках, хотела убедить старого Шокена, издать его у нас по-английски:Бенно ф. Визе: Да, снова та же история. Видите ли, в апреле или мае 1933-го он опубликовал программную статью9
о немецких университетах, в которых «естественно» следовало упразднить все инокровное.Вернемся к посылкам: единственное, на что я могу и, возможно, стану подавать рекламацию – декабрьская посылка. Январская и февральская подтверждены: Вы должны были получить две мартовские и еще три за апрель.
Всего наилучшего и с любовью
Сердечно Ваша
Ханна
1. См. п. 53 и 54.
2. Эрнст Вайхерт (1887–1950) – немецкий писатель.
3. У Х. А.: «Теперь по существу эти проблемы все по существу…»
4. Вернер фон Тротт цу Зольц (1902–1965) – старший брат Адама фон Тротт цу Зольца.
5. Карл Мангейм (1893–1947) – социолог, с 1930 по 1933 г. профессор во Франкфурте-на-Майне, после чего эмигрировал в Англию. Я. изобразил его в образе софиста в «Духовной ситуации времени».
6. Нижеследующее адресовано Гертруде Я.
7. Ойген Когон (1903–1987) – политолог и публицист, в 1946 г. опубликовал в Мюнхене книгу: Kogon E. Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. München, 1946. Именно о ней спрашивает Х. А.
8. Х. А. работала над книгой «Истоки тоталитаризма», см. п. 61 и 67, где она упоминается как «книга об империализме».
9. Wiese B. von, Scheid F. K. 49 Thesen zur Neugestaltung deutscher Hochschulen // Volk im Werden, 1933, vol. 1, H. 2, p. 13–21.
10. В Гейдельберге Я. жил по адресу Плёк, 66, здесь речь идет о визите Бенно фон Визе к Я. в связи с шестидесятилетием Я. в феврале 1943 г.
58. Карл Ясперс Ханне АрендтГейдельберг, 16 мая 1947
Дорогая и уважаемая!
Ваш новый вариант дорогого мне «Посвящения» получил мое полнейшее одобрение. Благодарю за Ваше усердие!
Я был «расстроен» не из-за Вас, но из-за обстоятельств, вследствие которых необходимы подобные оправдания. Здесь Вы ничего не можете изменить. Возможно, мое самосознание немца и взращенная с младых ногтей уверенность в том, что немецкие евреи – немцы, сегодня превратились в вопрос, ответить на который я могу в мыслях, но не на словах. Когда-то в 1932 году (точную дату я уже не помню) мы с Вами осознали разницу1
, которую я и тогда не воспринимал на свой счет: нечто, не абсолютное само по себе, но и не пустяк. Настоящее положение дел (между мной и моей женой все обстоит точно так же, и мы все еще это обсуждаем) – лишь повод повлиять на состояние мира, в котором подобные проблемы становятся несущественны. Меня никогда не назовут немцем, если при этом мои еврейские друзья не смогут считаться немцами или немцами перестанут быть швейцарцы, голландцы, Эразм, Спиноза, Рембрандт и Буркхардт. Я, вместе с Максом Вебером, также поддерживал идеи о немецком политическом величии, считая при этом Швейцарию и Голландию немецкими, что, к счастью, не подвергало их политическим рискам и предоставляло «немецкому» возможность существования, находившуюся под угрозой в Германской империи (например, в 1914-м). Тот факт, что эта Германская империя не только не рухнула, но и уничтожила «немецкость», представив ее преступной чертой, не упраздняет другую возможность, относящуюся к нашим благородным воспоминаниям (от Фрайхера фом Штайна2 до Макса Вебера). Но ослепленные этой возможностью, мы серьезно ее переоценили. Только во времена национал-социализма я понял, что моральное бедствие началось еще в 1860-е, и увидел облик некоторых до того высоко ценимых умов: уже тогда все было так же, как теперь, словно плебейские восстания XIII века прикидывались национальными. Но я увлекся… Как обрести себя без твердой почвы под ногами нам еще предстоит узнать. Теперь и впредь суша – место, где встречаются «Нои», поэтому я так рад общению с Вами.Вы говорите о предисловии как «неподходящем» и «несвоевременном» – я должен смириться с этим, потому что молчал во времена нацизма и в то же время хочу надеяться, что Вы говорите об этом не всерьез, ведь гестапо еще не стоит у дверей, а угроза далека. Похожим образом меня заклинают молчать мои шурины (особенно голландец3
). Но это последние остатки «подозрений», которые и я в конце концов заслужил. Но я не готов поверить, что Вы действительно о них думаете.