Письма и дневники

Во всех указанных направлениях, кокетства ли, манеры ли держаться, шутить, острить, пикироваться и проч., создались традиции, облегчающие задачи для более бездарных и безвкусных людей. Они шаблонны, но не безвкусны, так как сами традиции хоть и нелепы, хоть и варварски жестоки, до разврата эгоистичны, но до известной степени красивы. Можно презирать все эти традиции, убивающие лучшие чувства, но нельзя не любоваться ими или частью их.

Что же общего между театральным и светским человеком?

Это два противоположных друг другу полюса.

ЛОГИКА ЧУВСТВА, ИЛИ ПРОИСХОЖДЕНИЕ УСЛОВНОСТЕЙ

[…] Сколько раз приходилось наблюдать и проверять на себе следующие явления: начинаешь роль усталый, играть не хочется. Заставляешь себя насильно сосредоточиться и с особой точностью показывать – не переживать (этого нельзя заставить) – рисунок роли. Проиграв два-три логично связанных между собой куска, уже невольно втягиваешься и начинаешь привычно жить ролью.

Немирович-Данченко иногда прекрасно показывает на репетициях и производит впечатление только правильным рисунком роли. У него нет никаких данных для актера, но всегда ясная психология и законченный рисунок. Показывая его и только, можно уже произвести впечатление, увлечь других и себя.

Если роль правильно анализирована с точки зрения ее мысли, литературности, со стороны психической и физиологической, бытовой и пр., актер должен больше всего дорожить этим рисунком роли. Такой рисунок распадается на отдельные части или куски. Задача актера – ясно показать каждую из таких частиц роли, составляющих одно логическое и гармоническое целое. Чтоб каждый, кусок был воспринят и дошел до публики, надо, чтоб каждая часть сама по себе была гармонична и закончена. Надо, чтоб было совершенно ясно, где кончается одна часть и начинается другая. Эти переходные места из одного настроения или куска в другое должны быть ясно очерчены и разделены. Это достигается иногда с помощью паузы, разделяющей намеченные границы, иногда контрастом красок, психологических или чисто внешних, иногда самой mise en scène, переводящей актера из одного переживания в другое…

РАЗГОВОР С ЛАНДОВСКОЙ. 1910, 5/1

Ландовская. Заступитесь за меня. Муж³⁵⁴ меня упрекает постоянно за то, что я долго работаю, томлю свои создания. А я уверяю его, что без этого не может быть цельного и глубокого искусства. Вас тоже в этом упрекают. По-моему, каждую вещь надо изучить, выжать до дна. При этом, конечно, она изомнется. Поэтому, изучив, надо отложить ее в сторону и дать время расправиться, забыть ее. Через некоторое время она опять станет новой, – но это не простая новизна, не новизна первого знакомства, а радостная встреча с любимым и испытанным. Это возобновление прежней глубокой дружбы. В первом случае – поверхностное знакомство, во втором – глубокая любовь.

Кто-то из сидящих провел такое сравнение. Молодые люди встречаются, влюбляются и через неделю женятся. – Это любовь или похоть? Другая пара: давно знакомы, давно любят друг друга, много ссорились, много раз сходились. Они расходятся и вновь сходятся, так как что-то их тянет друг к другу. Наконец, последнее испытание. При разлуке все лишнее, ненужное забыто – остается в памяти только то, что глубоко запало в души. Тогда они не выдерживают и с удвоенной страстью чувства и сознания бросаются друг к другу. Это любовь. У любви должна быть история. Любовь без истории – мимолетная встреча, случайное увлечение. Оно красиво, но мелко и нередко кончается пошлостью. […]

[«ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ЦЕЛЬНОСТИ И ЗАКОНЧЕННОСТИ»]

Да, вы правы. Наше искусство самое популярное и самое доступное из всех других искусств. О нем судят авторитетно решительно все. Его любят почти все, чувствуют – многие, понимают немногие, а знают – несколько человек. […]