Письма из заключения (1970–1972)

В связи с окончанием своего стихового запойчика, приступил со скрипом к «сурьезному» чтению. Из журналов пришел только один – зато серьезнее некуда: «Вопросы философии». Некоторые статьи оказались мне не по зубам (ну что я могу понять, скажем, в философском обосновании химических вопросов?), а остальные – пустоватой социологической, политической и пр. информацией. Прочитал еще последний том «Опытов», а сейчас довольно легко и с интересом засел за статьи Т. Манна ‹…›

Пиши мне, Юлик, почаще и без особого щадения. Крепко целую тебя и всю твою семью на всех трех улицах.

Твой Илья.

Герцену Копылову

9.2.71

Мой дорогой Гера! («Мон шер ами!»)

Сегодня получил твое письмо от 21 января. Как видишь, оно не летело на крыльях, хотя марки и предназначали это, но пришло – вот и хорошо.

Рассказывать о поэме я не стану пока: она (вчерне, по крайней мере) закончена; по-моему, даже придирчивый самый взгляд не отыщет в ней признаков ст. 190-1[102], и я, когда соберусь, пришлю вам всем хотя бы отрывки.

«Память» А. Жигулина у меня есть; в печати мне попадались его и другие, послеколымские, стихи. Я с тобой совершенно согласен в оценке, но все здесь имеет достаточно убедительное для меня объяснение: очень трудно переключаться от темы сугубо своей к общелитературным, «вечным». Это многим не удавалось – помнишь, когда Александр Исаевич попробовал, получился остренький, но не бог весть какой рассказ о том, как обманули студентов техникума (он был напечатан в «Новом мире»). И Варлааму Шаламову это переключение трудно дается. А ведь не говоря о первом, и Шаламов много одареннее и глубже Жигулина.

Коржавин в твоем изложении говорил очень умно и правильно. Но есть один нюанс: а если поэт много глубже и острее тебя, если ты просто не дорос до его мировоззрения, чувств? У меня тоже частенько был соблазн сделать критерием стихов вот что: хотел бы я быть их автором или нет? Но оказалось, что я не хотел бы быть Гейне, Байроном, Фетом, в новом времени – Твардовским, скажем, а все поэты очень значительные и для меня. Напиши мне, когда все состоится, как ему погостилось у вас, каковы впечатления от его поэм. А Кушнер и вправду хороший поэт, хотя я его знаю разбросанно, маловато.

Громадное у тебя (и Коржавина) сопоставление с Эйнштейном. Но я ведь могу судить только по книгам Львова или Кузнецова – вот беда. Пришел первый номер «Вопросов философии», и я попытался сделать шаг тебе навстречу: стал читать о философских проблемах вероятности (теории в<ероятности>). Тщетно оказалось: не для меня. А статьи по гуманитарным более или менее вопросам, четыре статьи о современных религиозных проблемах (мне очень интересных) и статья Дубинина (начало), если исключить специальную терминологию, написаны на уровне соответствующих страниц «Литературной газеты». Там, где я могу разобраться, оказывается, что у вашего брата, ученого, тумана и игры не многим меньше, чем у парнасцев. Впрочем, ты причастен к обеим стихиям, тебе судить легче.

Ни одного из перечисленных тобой функционеров соседней страны я не знаю, поэтому и реакция у меня на это неопределенная. А вот то, что ты сообщаешь о культурной, профсоюзной и пр. жизни, – дай-то бог! Но хорошо бы, если б это не было только хорошим намерением. Кто из сменивших (кроме латиноамерик<анских> диктаторов разве или хунт) не начинал с этого…

Ездишь ли ты на выставки в Москву? Голова кружится от их перечислений даже в печати, не говоря уж в письмах. Видел ли ты «Бег» и очень ли он булгаковский? «Андрея Рублева»?

Что выпускаешь книги – это очень радостно. 25 печатных листов! С ума сойти – почти «Сага о Форсайтах»! Очень ли она специальна? Хотя чего я спрашиваю – монография ведь…

Ты мне ни разу не написал о твоей реакции на новые песни Юлика. Слова он мне время от времени посылает, но это ведь еще не все.

Хочу тебе сказать еще о том, что меня радует, что ты как-то поплотнее познакомился с Мариком[103]. В былые времена он по разным обстоятельствам не часто бывал у меня и ты его или не знал, или почти не знал. А между тем это один из самых близких мне людей и очень испытанных. Временем и чем угодно.

Ну, прощаюсь с тобой и обнимаю тебя. Желаю тебе хороших отзывов о монографии и жду твоих писем.

Илья.

Виктору Тимачеву

10.2.71

Привет, бич!

‹…› История с голодовкой Гершуни[104] меня прямо-таки удручает. Братцы, если есть возможность, бомбите ему в больницу, чтобы он не глумился над самим собой. Передай, если будешь ему писать, мою слезную просьбу об этом. Ну и еще скажи, что когда я его вспоминаю, то это сопровождается неизменной теплотой. И что я надеюсь, что он очень скоро подключится к людям, терпеливо дожидающимся меня в Москве и коротающим это ожидание за рюмкой-другой.

По поводу моих глаз. Никакого особого повода для базара на эту тему у меня сейчас нет, да и вообще это не очень в моих житейских привычках. Не придумывайте там себе лишних печалей не по делу.