Письма из заключения (1970–1972)

Кстати об Аввакуме: личная-то его судьба, как я могу понять, как раз и идет по разряду Иоанна Предтечи (с известными оговорками, понятное дело). Читал я его в отрывках (хрестоматийных) в период своей и нравственной, и умственной неготовности к такому чтению. Боюсь, что этот период затянулся аж по сю пору. Но я так себе представляю и вспоминаю, что можно испытывать восторг перед его потоком косноязыческого исступления, перед силой его убежденности – и в то же время отталкиваться, отгораживаться от неинтеллигентного фанатизма. Можно было бы его, наверное, сравнить с Радищевым в чем-то: в том же органическом сплаве косноязычия – прямоты речи – но Радищев как раз интеллигент, весь его максимализм, даже весь радикализм не от фантастической приверженности к бывшей ортодоксии, ставшей ересью, а от уязвленной совести. Ведь под ударами этой же совести весь максимализм, даже весь радикализм развеялся, как это блестяще пояснил в свое время Плимак[99], а потом и примкнувший к нему Карякин[100]. Я не знаю, почему я это все пишу, но Вы-то, надеюсь, понимаете, что не умничанья ради: мне просто необходимо прояснить для самого себя вещи, важные для меня, и в простоте и непреложности которых я стал не то чтобы сомневаться, но все же как-то поколебнулся: то есть почувствовал необходимость взглянуть если не поглубже (где уж!), так хоть бы пошире.

То, что Вы пишете о сарматах, об их уходе с арены, теперь уж независимо от моей сарматской ундины, хотя бы и понятно, но грустно. Сошла со сцены бесследно не только ведь цивилизация, но и бытовавший когда-то сколок человечества со своими неизменными, пусть не до конца проявленными, но обязательно бывшими и трогательными комплексами материнства, внутренней поэзии, раздумья, горя – чего угодно, словом. Все – цари виноваты. Они, собственно, и создают дух народный – рабский или философский, разбойничий или созерцательный, свободолюбивый или китайский, как там ни преуменьшай культа их личности. Вот, может быть, и Индия без Ашоки стала бы таким же сарматским воспоминанием о бывшей когда-то воинственной цивилизации. Большие у вас масштабы, у археологов и историков: вы ведь не бабочек – народы и эпохи целые – прикалываете булавочкой. Чего это я разговорился, ума не приложу, но очень уж захотелось ‹…›

Дорогой мой профессор русской истории, пишите мне почаще, невзирая на мои глупые шутки с гекзаметром или прозой. Примите самые искренние пожелания добра от не шибко почтительного, но очень любящего Вас ученика.

Крепко целую Вас. Илья.

Алине Ким

20.1.71

Алинька, здравствуй!

И когда ты уже кончишь свою диссертацию и полностью освободишь свою душу и тело для меня?

Незадолго до твоего письма напечатал мне свое письмецо твой сын – друг народа. Я, конечно, узнал руку и почерк твердокаменного трибуна. А умеет ли он уже рисовать на машинке? Писать на ней музыку? Передай ему, пожалуйста, пусть он исправит свои четверки. Скажи ему, что никто из великих – ни Филиппо Липпи, ни Помяловский – никто не имел четверок, и ему не след. И обними его за меня сердечно: лобызаться он, поди, не любит – мужчина как никак.

Ей-богу, Алинька, и не знаю, как советовать перейти на «настоящую» литературу. Не принудишь ведь, а потом это естественно – Дюма, Скотт и пр., и литература, и развивает воображение. Я вот, например, как раз этих писателей в детстве читал мало – и развивался потому уродливо. В доме, где я жил, было обилие второсортной чувствительной литературы – Мало, Чарская, «Маленький лорд Фаунтлерой» и пр. (набор дореволюционной «золотой библиотеки»). Думаю, что все это произойдет естественно и особых поводов торопить события нет.

Я себя поймал на одном очень интересном следствии вот такого детского неинтереса к приключенческим вещам: на полном неумении не только пересказывать, но даже запоминать сюжеты. Я как-то стал вспоминать названия книг и кинофильмов последних лет (в т. ч. Бергмана, Феллини – кого угодно), и оказалось, что помню общую канву, абрис, так сказать, но не сюжет, имена и пр. Удивительная обедненность: помнить мысли, идею, деталь – но не суть дела.

А что такое «вамп» или «вампа»? Вампирша? Пока ты меня не просветишь на этот счет, я никак не могу ответить на твой вопрос. Но, забегая вперед, скажу: сейчас-то мне крайне необходимы женщины-друзья. Но, м.б., это потому, что «виноград зелен».

Журналы пока не приходят, а я на них очень рассчитывал. Пришлось даже пойти на картину «Белое солнце пустыни». Там поют песенку Окуджавы с очень пошлыми словами: «Не везет мне в смерти (?) – повезет в любви». Главный герой задуман по каким-то платоновским канонам, но все измельчено и захоронено в боевиках: пиф-паф. А стихи Тарковского почитай. У меня остался один сборник – он меньше этого, но все же интересен. И тогда мы поговорим о них ‹…›

Еще раз целую

Илья.

Галине Гладковой

21.1.71

Милая Галка!