Еду в Питер в сентябре, везу больную тещу в клинику и одного мальчика к Штиглицу. Сам — здорово кашляю. «Фому» дописал и очень рад.
Если увидите Средина или Ярцева, кланяйтесь. Кстати — обругайте их. Что они, точно мертвые? Думаю, что в Ялту попаду в конце сентября, если кашель не усилится и не погонят меня раньше. В глубине души я — за кашель, ибо в Питер ехать не хочется. Хоть Вы и хвалите его, но я все-таки скверно о нем думаю. Небо там страдает водянкой, люди — самомнением, а литераторы и тем и другим вместе. Сколько там литераторов? Я думаю — тысяч 50. Остальные люди — или министры, или чухонцы. Все женщины — врачи, курсистки и вообще — ученые. Когда петербургскую женщину укусит муха — то она, муха, тотчас же умирает от скуки. Все это — страшно мне.
А видеть Вас очень хочется. И потом нужно поговорить с Вами по поводу одного дела. Всячески нужно в Ялту. Здесь с 20-го июля наступила осень, льют дожди, дует ветер, грязно, холодно. Скучно! На-днях я развлекался тем, что ходил к одной хорошенькой барыне. Она — дантистка. Она мне зубы рвала, а я ей ручки целовал. Ужасно ловко целовать ручки у дантисток! Вы попробуйте-ка! Но — это дорого стоит: она и зубы повырывает, да еще деньгами поцелуй возьмет. Я лишился трех зубов и больше не могу.
До свидания!
Как здоровье? Отвечайте скорее.
В. С. МИРОЛЮБОВУ
29 августа [10 сентября] 1899, Н.-Новгород.
Я обещаний своих не забываю. Рассказ, а может — Два, — пришлю к половине сентября или привезу сам.
Баронессу — и всех других, кому нужен, — ублаготворю. Усы? И насчет усов озабочусь.
Дороватовский еще не был, хотя сегодня 29-е. «Фому» будет издавать «Жизнь» — это уже устроено.
Да, я обещаний своих, не забываю. А вот ты, Виктор Сергеевич, забывчив стал. Я письмо писал тебе не ради слов, а по душе, и надо бы мне на него ответить. Следовало хоть бы за 3 копейки написать: «Отвечать на письмо не буду. В. Мвролюбов». Так-то. Говорю не из самолюбия, а потому, что полагаю — мы друг для друга не только с одной стороны писатель, с другой — издатель. Или, может, только? Тогда и говорить не о чем, я в дружбу насильно не лезу. Ну, и будет об этом.
Виктор Сергеевич! Скажи, стихи Петрова — пойдут? Пришлю или привезу один его рассказик, строк в 300, из быта певчих. Хорошо! Просто, задушевно и — здорово! Талантливый он парень. Вот увидишь, как он запоет!
При сем прилагаю 5 стихов Аргунина. Стихи, право, не плохие. И должны бы понравиться тебе. «Хочется нежно любить» — как это просто! И «Июльский день» хорош. Дядя! смотри, у тебя худшие стихи печатаются.
Еду с Беляевым и тещей, кою нужно уложить в клинику. Думаю, что к 15-му сентября напишу для журнала все, что нужно, и сейчас же двину к вам.
До свидания!
Крепко жму руку.
Да! Виктор Сергеевич! Пожалуйста, вышли
Самара, Обществу книгопечатников.
А. П. ЧЕХОВУ
После 6 [18] сентября 1899, Н.-Новгород.
Вчера начал собираться к Вам в Ялту, как вдруг явились из-за Урала некакие люди, и я остаюсь здесь на неопределенное время. Не могу сказать, что доволен этим.
Спасибо, Антон Павлович, за советы! Ценю их глубоко и воспользуюсь им» непременно. Великолепно Вы относитесь ко мне, ей-богу! Приеду — и наговорю Вам — не знаю чего, но — от всей души. Спасибо!
Не писал Вам потому, что был занят разными делами до чортиков и все время злился, как старая ведьма. Настроение — мррачное. Спина болит, грудь тоже, голова помогает им в этом.
После 25-го должен ехать в Питер и Смоленск. Это тоже — испытание! Нужно написать для Миролюбова какую-нибудь штуку, а я — ничего не могу. Боюсь Мир., и он мне даже во сне снится. Стоит, будто бы, длинный, голова его даже до облак досягает, и оттуда гудит укоризненный бас:
«Большим журналом закабалился… «Для всех»… Эх!»
Ужасно!
С горя и от скверного настроения начал пить водку и даже писать стихи. Думаю, что должность писателя не так уж сладкая должность. Особенно утруждают барыни — придут и начнут всячески Вас щупать: «Вы — феминист?» «Вы верите в существование высшей силы?» «Зачем Вы пьете коньяк?»
Что им скажешь? Скучно!
Из Питера махну к Вам и, стало быть, буду у Вас в начале октября.
Е. П. ПЕШКОВОЙ
18 [30] октября 1899, Петербург.
Вчера видел Лавина и получил твое, очень хорошее, письмо.
Был у твоих, видел тетю Женю, очень она нравится мне, всё больше.
Был в заседании В[ольно]-Эк[ономического] общества до 6 часов, в 7 поехал на студенческую вечерку памяти Черныш[евского], а в 10 — на ужин у Давыдовой. Вот как Живу.
Сейчас отправляюсь к Половой, где встречу Каррика и Батюшкова, вечером — у Гуревич. Завтра обед у Батюшкова, с Ольденбургом и Майковым.