Читаем Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 полностью

Грустно, что Вы, уважаемый Сергей Николаевич, не можете сотрудничать в сборнике, но — я очень обрадован тоном Вашего письма, и мне приятно узнать, что Вы осведомлены о глубоком интересе, который возбуждал и возбуждает в моей душе Ваш талант.

Я начал читать Ваши вещи еще тогда, когда они печатались в «Вопросах жизни» или «Новом пути», — забыл, как назывался этот журнал.

И меня всегда восхищало то упрямство, то бесстрашие, с которым Вы так хорошо — и, вероятно, очень одиноко — идете избранной дорогой. Я очень уважаю Вас.

Будьте здоровы. Сердечно желаю Вам всего хорошего.


А. Пешков


15. II.16.

Кронверкский, 23.


Письмо написано наскоро и потому — нелепо, но Вы извините мне это.

703

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

20 февраля [4 марта] 1916, Петроград.


Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!


Редакция с удовольствием будет давать рисунки к научным статьям.

Не будете ли Вы любезны попросить профессора Вульфа, чтоб он дал рукопись возможно скорее?

Засим: не разрешите ли Вы указать на обложке журнала — «Научный отдел редактируется К. А. Тимирязевым»?

Нам было бы приятно и полезно указать на это читателям.

Профессор И. П. Павлов сказал нам, что он пишет с великим трудом и хотя не отказывается, при случае, дать статью, но и не обещает положительно дать оную.

И. И. Мечников написал, что «с удовольствием» пришлет что-нибудь, как только оправится. Мне сообщили, что состояние его здоровья — значительно лучше, хотя сердце — слабо.

Если возможно, дорогой Клементий Аркадьевич, то хорошо бы давать в течение года не 6 научных статей, а — 10.

Вы пишете: «ужас одолевает», — вот и я тоже живу в жутком настроении ожидания какой-то катастрофы. Хаос эмоций принимает все более бурный характер, а разум — как будто убежал из жизни. И — бесконечное количество скверных анекдотов, которые уже никого не удивляют, не смешат.

Жалко молодежь, ей приходится труднее, чем нам, она такая безоружная, слабовольная.

Трудно, всем трудно.

Я буду в Москве после 5-го марта и на этот раз позволю себе придти к Вам вечером, как Вы предлагали. Позвольте сказать, что свиданиями с Вами я очень дорожу.

Почтительно кланяюсь.


А. Пешков


20. II. 16.

Кронверкский, 23.

704

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

22 февраля [6 марта] 1916, Петроград.


Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!


Очень извиняюсь пред Вами, — да, Вы просили прислать Вам именно 100 оттисков статьи, но — к сожалению — мы не могли сделать этого, и не по нашей вине, а потому, что не хватило бумаги.

В декабре на фабрике Печаткина был пожар, и это — косвенно — отразилось на делах наших. Нам нужно бы печатать 12 т. книг журнала, но мы не могли сделать этого.

Будьте уверены, что в следующий раз ничего подобного не случится, даже и при наличии пожаров, небрежностей типографии и прочих явлений, видимо, неизбежных в эти запутанные дни.

Еще раз извиняюсь и желаю всего доброго.


А. Пешков


22. II. 16.

Кронверкский, 23.

705

К. А. ТРЕНЕВУ

22 февраля [6 марта] 1916, Петроград.


Дорогой Константин Андреевич!


Нет ли у Вас небольшого рассказика для апрельской книги? Если найдется — дайте, очень просим!

Пьесу послал в Москву, Незлобину, но ответа еще не имею.

Будьте здоровы, всего доброго.


А. Пешков


22. II. 16.

Кронверкский, 23.

706

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

5 [18] марта 1916, Петроград.


Дорогой Клементий Аркадьевич!


Статья проф. Вульфа запоздала для мартовской книги и пойдет в апреле; мартовская же книжка уже вся набрана, сверстана и печатается.

Надеюсь, г. Вульф не будет иметь каких-либо претензий по этому поводу?

Я загроможден разными делами и все не могу вырваться в Москву.

Позвольте сердечно благодарить Вас, уважаемый учитель, за Ваше доброе отношение к журналу, — в нем есть лишнее, ему не хватает многого, но мы сознаем недостатки его и, конечно, употребим все усилия для того, чтоб в будущем устранить недостатки.

И Вы, конечно, почувствуете сами, как ценна для нас Ваша моральная поддержка в начале дела.

Желаю всего доброго, кланяюсь.


А. Пешков


5. III. 16.

707

В. Я. БРЮСОВУ

9 [22] марта 1916, Петроград.


9. III. 16.


Дорогой Валерий Яковлевич, весьма обрадован сообщением Вашим о том, что рассказ для сборника «Евреи» написан.

Вы, конечно, не опоздали, опоздали почти все другие сотрудники, и, благодаря этому, издание сборника отложено до осени. Но я просил бы Вас теперь же назвать сумму гонорара, которая немедля и будет выслана Вам. Что же касается до рукописи, — Вы пришлете ее, когда Вам будет удобно и угодно.

Радует меня и то, что Вас интересует вопрос, задетый мною в статье «Две души», — я считаю вопрос этот глубоко важным, и не считаю, а — вернее — чувствую. Я знаю, что статья написана неумело и что вообще публицистика — не моя работа. Я чувствую лучше, чем говорю и делаю, — несчастие многих.

Само собою разумеется, что для меня очень важно, чтоб Вы откликнулись на мой крик, хотя бы совершенно не согласно с ним.

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза