Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Работа — расползается и вширь и вглубь, очень боюсь, что мы ее не кончим. Напечатано 500 стр., а дошли только еще до первой поездки в Италию! Я очень тороплюсь, но — существует непобедимое техническое затруднение: барышня может стенографировать не более двух часов, а все остальное время дня, до вечера, у нее уходит на расшифровку. Править я, конечно, не успеваю. Федор иногда рассказывает отчаянно вяло, и тускло, и многословно. Но иногда — удивительно! Главная работа над рукописью будет в Питере, это для ме[н]я ясно. Когда кончим? Все-таки, надеюсь, — к 20, 22-му.

Я чувствую себя хорошо, нога не болит. Не купаюсь, не жарюсь на солнце. Вожу Ф[едора] в море, версты за две, за три, там он прыгает в воду и моржом плывет к берегу. Гуляю — мало, некогда.

Неужели арест Стембо не внушит Леониду благую мысль уйти из «новой» газеты? Это будет ужасно, если он не порвет условия.

«Маленькую газету» Сувор[ина] я читал, все №№ со статьями по этому делу.

Спрячьте до меня все заметки о биографии.

Новостей здесь не полагается.

Встревожен Вашим лечением, — в чем дело?

Говоря по правде — не во-время затеялась вся эта история с биографией! Но, коли начато, нужно кончать. Очень боюсь, что Вы измотаетесь за лето, и по приезде буду настаивать, чтоб осенью Вы ехали на юг, — обязательно!

На-днях приехал хозяин Фороса, это неинтересный человек, вполне безнадежный как лицо, способное на работу культурную. Форос превращается в курорт с водолечебницей и т. д. Здесь — все бредят курортами, даже Чириков, живущий верстах в двадцати. Недавно я видел его, он шел на раскопки, начатые здесь проф. Ростовцевым, — открыта греческая могила, саркофаг и разные штучки в нем, кроме костей. Чириков поздоровался со мной весело и свободно, как ни в чем не бывало. Это ружье стреляет всегда и только холостыми патронами.

В Ялте живут разные литераторы — Найденов, Арцыбашев и др. Есть слух, что они собираются посетить Форос. Население оного — в тревоге.

Мною овладел писательский зуд, а писать — некогда!

Ну, будьте здоровы, кланяйтесь Манухиным, Тихонову, редакции.

Всего доброго!

А. Пешков

715

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Июнь — июль 1916, Петроград или Байдары.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Спасибо сердечное за Ваше письмо. Убедительно прошу Вас дать статейку о М. М. Ковалевском и, если это Вас не затруднит, — возможно скорее. Очень прошу!

А также прошу Вас позволить издать сборник Ваших статей книгоиздательству «Парус», — это маленькое дело, которое хочет быть большим и чистым. На-днях Вы получите первую книгу, изданную «Парусом», — «Сборник армянской литературы», засим выйдут сборники литератур латышской, финской, грузинской, татарской и т. д. В книгоиздательстве работаю я с моими друзьями — Тихоновым и Ладыжниковым. Дайте нам Вашу книгу.

Статьи пойдут в сентябре и августе, если Вам угодно.

Пишу лежа в постели, у меня воспаление вены на ноге, глупая и надоедливая штука! Очень извиняюсь за неразборчивый почерк.

Желаю всего доброго и будьте здоровы!

А. Пешков

716

Д. Н. СЕМЕНОВСКОМУ

2 [15] августа 1916, Петроград.

Коробов — интересен. Предложите ему написать несколько маленьких рассказиков, и пускай пошлет мне, может быть, годятся для «Летописи».

Обратите его внимание: пишет он небрежно и порою неправильно: «гнездов» вместо «гнезд». Не нужно злоупотреблять местными речениями. Наиболее меткие — это хорошо, но — надобно пользоваться ими умело.

Есенин написал плохую вещь, это верно.

Как Ваши стихи?

Вчера только приехал из Крыма.

Как здоровье Ваше? Поправились ли за лето?

Всего доброго!

А. Пешков

717

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

2 [15] августа 1916, Петроград.

Дорогой Клементий Аркадьевич!

Только вчера возвратился из Крыма, где жил в Форосе у Федора Шаляпина, помогая ему в работе над его автобиографией.

За семь недель очень отдохнул от Петербурга, накопил здоровья и успел затосковать о работе, о журнале. Наглотался весьма печальных впечатлений, очень хотел бы рассказать Вам о многом; если Вы будете в сентябре в Москве — увижу Вас, а то приеду в Клин.

Убедительно прошу Вас написать о Мечникове! Очень прошу! Именно Вы, и только Вы, можете с долженствующей простотою и силой рассказать русской публике о том, как много потеряла она в лице этого человека, о ценности его оптимизма, о глубоком понимании им ценности жизни и борьбе его за жизнь. Пожалуйста, сделайте это, Клементий Аркадьевич! Извините, что надоедаю Вам, но — так хочется, чтоб Ваше слово как можно чаще раздавалось в современном хаосе понятий!

Если позволите сказать — Ваша статья о М. Ковалевском — великолепна! И вообще я не знаю, как выразить Вам чувство моей радости и благодарности за Ваше отношение к журналу. За это время мне пришлось выслушать немало похвал «Летописи» за то, что она не поддается всеобщему опьянению кровью, и так хорошо знать, что Наши тревоги за культуру находят отклик у читателя, понятны ему.

А тревоги все растут и сгущаются, Вы, конечно, чувствуете это.