Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Клементий Аркадьевич Тимирязев предложил мне непременно послать Вам корректуру статьи, любезно присланной Вами для «Летописи». Разумеется, я обещал сделать это, и мною было отдано соответствующее распоряжение, но, вследствие неожиданного перехода «Летописи» в другую типографию, мое распоряжение не успели исполнить. Апрельская же книга, в которой идет Ваша статья, уже печатается, и теперь посылать корректуру — бесполезно.

Мне крайне неловко пред Вами, уважаемый профессор. Принося мои искренние извинения, убедительно прошу Вас верить, что все это произошло не по вине редакции и отнюдь не вследствие небрежного отношения к Вашей почтенной работе, а исключительно в силу того хаоса, который ныне царит во всех предприятиях и учреждениях.

Нужным считаю осведомить Вас, что корректуру статьи Вашей правил человек, знакомый с вопросом, один из учеников проф. Федорова.

Еще раз — примите, почтенный Юрий Викторович, мои извинения.

Желаю всего доброго.

А. Пешков — М. Горький

4. IV. 16.

Кронверкский, 23.

712

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

4 [17] апреля 1916, Петроград.

Уважаемый Клементин Аркадьевич!

На обороте сего — копия письма, которое я сегодня послал Ю. В. Вульфу. Эта копия ознакомит Вас с невольной виною моей пред проф. Вульфом и пред Вами.

Но прошу Вас верить, что вина моя поистине — невольна! Вы представить не можете, что делается здесь в типографиях, какой анархизм и грабительство процветают. В отчаяние можно придти!

Я убедительно прошу Вас извинить меня и извиниться за меня пред Ю. В., — пожалуйста, сделайте это! Мне тяжело быть некорректным по отношению к Вам и к нему.

Затем я прошу Вас — нельзя ли дать к июньской книге статью о физике? Или Вашу по ботанике?

Это было бы очень хорошо!

Еще раз — извиняюсь и желаю Вам доброго здоровья.

Искренно уважающий Вас

А. Пешков

Благодарю Вас очень за то, что позволили Манухину посетить Вас!

А. П.

4. IV. 16.

713

И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

30 июня [13 июля] 1916, Байдары.

Дорогой друг,

моих столкновений с подводными лодками — не бойтесь, не плаваю. Те, кто плавает, говорят, что в воде 14°, это — странно, ибо в воздухе, вероятно, — 97°.

Я веду себя превосходно, ем яйца и все, что дают, а дают — ужасно много! День начинается в 7 ч., встаю, иду гулять; в это время горничная убирает мою комнату. В 8 — пью кофе, ем масло, 4 яйца. В 9 является Федор и Ев[докия] Петр[овна], занимаемся до 12, приблизительно. Могли бы и больше, но Е. П. не успевает расшифровывать стенограмму. Дело идет довольно гладко, но — не так быстро, как я ожидал. Есть моменты, о которых неудобно говорить при барышне, и тут уж должен брать перо в руки сам я. Править приходится много.

В час — завтрак, очень обильный. До 4-х все по своим комнатам, а Федор — всюду и везде. Он ходит в купальном костюме, уже обгорел на солнце, кричит, смеется, настроен хорошо. В 4 — чай, ем яйца и до семи занимаюсь Федоровым материалом, а в 7 — обед, тоже чрезвычайно обильный. Спать ложимся в 10. Вот и весь день.

Общество крайне интернационально: хозяйка-венгерка, затем Роджерс и артисты Михайловского театра; прислуга — латыши, эсты; рабочие — татары и украинцы.

Стоит сухая, жаркая погода; огромный парк нечем поливать, хотя в нем и устроен бак на 200 000 ведер. Дождей — нет. Газет — тоже. Никто ничем не интересуется, а я слишком занят, чтоб интересоваться чем-либо, кроме непосредственной задачи.

Пока — я еще не представляю, когда мы кончим, — материала много, он очень любопытен. В день мы делаем листа два, даже — три, после моих поправок остается 2/3.

Вот так и живу. Здоров, скоро перестану курить, ибо папирос не будет.

Валентиновна относится ко мне очень внимательно, строго памятуя внушения Ив[ана] Ив[ановича]. Уговаривают меня брать солнечные ванны, я спросил Манух[ина] — можно ли? Ногу я все-таки прожариваю, и это ей нравится.

Будьте здоровы, дорогой друг, желаю всего доброго! Как Наташа? Пишет?

Поклоны.

А. Пеш[ков]

714

И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

16 [29] июля 1916, Байдары.

Дорогой друг мой,

если старик в Ессентуках, мне сообщат его адрес и я тотчас же напишу ему о деньгах — строго и внушительно. Мне надоела эта канитель. Если же его в Е[ссентуках] — нет, — необходимо узнать, где он, и телеграфировать мне его адрес. Не успеем до 2-го августа с этим, — попрошу Гордона отложить платеж.

Писать отсюда о работе над биографией — как будто некому. Здесь живут иностранцы всех наций, павлины, удавы, антилопы, борзые собаки, русские же люди — сплошь малограмотны, к печатному слову относятся, как черти к ладану, а кроме всего этого — с утра до вечера пьяны и поют песни. Ни Ф[едор], ни М[ария] В[алентиновна] — никому ничего не писали. Думаю, что сии чудеса творит в Питере чудотворец Исай.