Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

Я думаю, что такого природолюба, такого проницательного знатока природы и чистейшего поэта ее, как Вы, М. М., в нашей литературе — не было. Догадывался я об этом еще во времена «Черного араба», «Колобка», «Края непуганных птиц», окончательно убедился, читая совершенно изумительные «Родники». Превосходно написал Аксаков «Зап[иски] руж[ейного] охот[ника]» и «Об уженьи рыбы», чудесные страницы удались Мензбиру в книге о птицах, и у Кайгородова и у других многих природа русская порою вызывала сердечные слова, но все это «люди частностей», ни у кого ив них не находил я такой всеохватывающей, пронзительной и ликующей любви к земле нашей, ко всему ее живому и — якобы — мертвому, ни у кого, как у Вас, — поистине «отца и хозяина всех своих видений». В чувстве и слове Вашем слышу я нечто древнее, вещее и язычески прекрасное, сиречь — подлинно человеческое, идущее от сердца Сына Земли — Великой Матери, богочтимой Вами. И когда я читаю «фенологические» домыслы и рассуждения Ваши — улыбаюсь, смеюсь от радости, — до чего изумительно прелестно все у Вас! Не преувеличиваю, это мое истинное ощущение совершенно исключительной красоты, силою которой светлейшая душа Ваша освещает всю жизнь, придавая птицам, травам, зайцам, «богомерзким» бабам, смешному «стеклодую» и Палкину какую-то необыкновенную значительность и оправданность. Все у Вас сливается во единый поток «живого», все осмыслено умным Вашим сердцем, исполнено волнующей, трогательной дружбы с человеком, с Вами, поэтом и мудрецом. Ибо Вы — мудрец. Кто не побоится сказать: «так, убивая, они становятся правдивее…» и «каким-то образом даже лучше учатся уважать человека». Таких больших и необыкновенных мыслей у Вас не мало. Но еще больше чудеснейших тонкостей: «Откуда канальчик?» «Мышь пробежала!» (стр. 15). Ах, Вы, чорт великолепнейший! «И когда я стал — мир пошел» — это так хорошо, что хочется кричать: ура, вот оно русское искусство! И — верно это, верно!

Когда-нибудь некий философствующий критик будет писать о Вашем «пантеизме» или «панпсихизме» или «гилозоизме» и замажет человеческое лицо Ваше патокой похвал или горчицей поучений. А для меня вот Вы теперь, в этот день утверждаете совершенно оправданный, крепко Вами обоснованный геооптимизм, тот самый, который— рано или поздно—человечество должно будет принять как свою религию. Ведь если человеку суждено жить в любви и дружбе с самим собою, со своей природой, если ему положено быть «отцом и хозяином всех своих видений», а не рабом их — каков он есть ныне — к этому счастью он может дойти только Вашей тропою. Вы делаете огромнейшее дело, которое не скоро будет понято и почувствовано; я вовсе не так самонадеян, чтоб сказать, что вполне понимаю Вас, но я уверен, что безошибочно чувствую огромнейшее значение той мудрости, которой Вы обладаете, которую так изумительно просто проповедуете. Вот что хотел я сказать Вам еще тогда, когда читал почти все, вошедшее в «Родники» на страницах «Краденой] нови». Желаю Вам сил и неутомимости и бодрости духа, дорогой человек.

И буду сейчас писать письмо 17-тилетней девице, которая нарисовала мне «друга» своего такими словами: «вор, пьяница, разбойник, но славный парень». Я спросил ее письмом: как же это так, милая? Сегодня она ответила: «Иногда у скверных бывает что-нибудь одно большое — хорошее, которое покрывает все скверное, и невольно прощаешь ему все». Вот—мудрость 17-ти лет от роду. Не новая однако. Но — не плохая?

Скоро «Юность Алпатова» выйдет отдельным изданием?

Обрадован выходом в Госиздате первого тома романа Сергеева-Ценского «Валя», очень люблю эту книгу.

И восхищаюсь «Разиным» А. П. Чапыгина, — мощная вещь!

В Сергиеве живет Сергей Григорьев-Патрашкин — интересный человек.

Крепко жму Вашу руку, дорогой М. М.

Будьте здоровы.

А. Пешков

Детям и жене Вашей — привет!

Какая у Вас милая семья, должно быть.

22. IX. 26.

Сейчас на Руси три больших художника, и все трое по-новому необыкновенны. Это — Вы, создающий совершенно новое мироощущение, С.-Ценский, который изумительно ласково, любовно поет заупокойную литургию старой, милой и нелепой русской интеллигенции, и Чапыгин, творящий первый русский действительно исторический роман, обнаруживая изумительное проникновение в дух и плоть эпохи, изображаемой им.

Допустимо, что из чувства дружбы или из любезности Вы скажете: есть еще Горький. О нем у меня свое мнение, и я его в ряд с вами троими не поставлю не из ложной скромности, а потому, что знаю: он значительно меньше художник, чем любой из вас троих. Уж это — так. I

Всего доброго, дорогой М. М.

А. Пешков

22.IX.26.

Sorrento.

835

В. В. ИВАНОВУ

15 октября 1926, Сорренто.

Получил Ваше интереснейшее письмо, — очень благодарен. Хочется немножко поспорить.