Письма. Том III (1936)

Письма Зины от 22–30 нояб[ря], Фр[ансис] от 2 дек[абря] и Мор[иса] от 2 дек[абря] внесли еще одну яркую страницу в происходящую эпопею. Стенограмма показаний Мориса и крючкотворных вопросов адвоката Леви прежде всего показывает не только глубокую интригу вопрошавших, но и основное желание разрушителей опровергнуть даже само основание учреждений в 1921 году. Неужели они хотят показать, что мы с Вами вообще никакого учреждения не основывали, а все это сделано одним пресловутым «доктором» Гейдельбергского университета? Должна же быть правда хотя бы в биографических данных. Само основание учреждений в 1921 году также доказывается и книгою, посвященной десятилетию [деятельности и выпущенной] к празднованию этого памятного дня — 17 ноября 1931 года[621]

. Сам Леви не только участвовал в этом праздновании, но и на вечернем собрании произнес в определеннейших выражениях приветствие. Мы послали Вам полученную в свое время из Нью-Йорка копию этой речи, и если бы Макс прочел такой документ, то, вероятно, он сложил бы еще одно крепкое мнение о беспринципности трио. Фр[ансис] перечисляет неприемлемые условия, выраженные адвокатами трио. Совершенно правильно Фр[ансис] отмечает, что некоторые из этих условий не только неприемлемы, но и наводят на глубокие предположения. Например: казалось бы, какое дело трио до того, что газета «Солнце» преследуется за клевету? Но и в этом деле руки трио настолько замараны, если не сказать обагрены, что они выставляют и такое условие, странное для каждого здравомыслящего человека. И в других их условиях чувствуется всякая злоумышленно-преднамеренная подкладка, так что такие рассуждения вообще и нельзя назвать соглашением. Радуемся, что и Вы все, и юристы вполне оценили эту темную попытку и объединились в еще большей бодрости и взаимопонимании. Только в единении получится победа. Об этом, а также о праздновании десятилетия начиная с 1921 года, мы Вам послали телеграмму. В нее же мы включили и напоминание о том, что в офиц[иальном] репорте Хорнеру Леви упоминает на первом же месте пожертвование Мориса в 1921 году. Если бы чеки оказались украденными, то данное из официального репорта Хорнеру должно же иметь значение. Очень характерно письмо Хорнера Зине. Наверное, у Вас уже была с ним личная беседа, ибо такие обстоятельства нуждаются в дружественном личном разъяснении. А Вы сами видите, насколько повелительно нужно существование Общества как оплот общественного мнения. Чрезвычайно ценно, что Стоу так благородно осудил неприемлемые темные попытки о соглашении. Наверное, Флор[ентина] поймет их с таким же ощущением.

Весьма показательно, что после телефона Плаута было прекращено наложение фальшивого штемпеля на картины. Неужели и эта проделка с фальшивым штемпелем не возмутит окончательно Макса? Имейте в виду, не пора ли постепенно укреплять [утверждение], что собственницей картин всегда была Е. И., о чем у Мориса не только имеется засвидетельствованное письмо, но и в монографиях Морис правильно находил постоянные указания на эту собственность. Кроме того, не забудьте, что после покупки картины Хиссом Леви переводил деньги Е. И. непосредственно и без моего на то указания. Также Леви из этих же денег просил у Е. И. ссуды три раза. Всякие такие данные будут чрезвычайно полезны, когда злоумышленники начнут свои махинации около картин, как находящихся в Музее, так и сложенных на четвертом этаже. Уже давно Е. И. распорядилась об этих сложенных картинах. Вы, конечно, оцените, как своевременно все было сделано. С нетерпением будем ожидать оповещенное Вами новое клеветничество газеты «Солнце». Ложь и подтасовки, расписанные, как Вы сообщаете, на 50 страницах, дадут нам возможность изложить в нашем разъяснении истину. Вероятно, при этом будут неминуемо затронуты всякие Глиины, и это даст новые возможности. Чем больше трио выкажет всю свою душевную мерзость, тем легче будет бороться. Воображаю, какие махинации и подделки ими изобретаются, и, наверное, их соответственные адвокаты чувствуют себя усталыми, видя такие злоумышления. Очень характерен документ, копию которого прислала Фр[ансис], о неэтическом поступке неких адвокатов. Со временем и это обстоятельство весьма пригодится.

Радовались мы лекциям, читаемым Фр[ансис] и Зиною. Именно такими действиями проводится та большая черта, о которой Бирбал говорил Акбару. Подавленными мы никогда не будем и не можем быть, ибо борьба за правду и культуру под Высоким водительством является источником энергии неистощимой. Лишь бы процветало победное единение.