— До чего же мерзкий тип. Не понимаю, как он попал в такую человеколюбивую профессию. Думаешь, это правда — что Крисси не хочет тебя видеть?
— Не знаю, мам. Может, и правда. Я сам вел себя крайне мерзко.
— Она придет в себя, вот увидишь. Как иначе — она же носит твоего ребенка! Просто дай ей немного времени. К тому же у нее сейчас гормоны гуляют вовсю — не забывай. Она знает, что ты приходил, и оценит это. Она поговорит с тобой, когда будет готова. А пока почему бы тебе не написать ей письмо?
— Письмо? Даже не знаю…
— Подумай об этом, Билли. На бумаге гораздо проще высказать, что ты чувствуешь. Ты можешь извиниться и рассказать ей о своих чувствах, не боясь сказать что-то не то. Можешь отправить по почте — это покажет, что ты предпринял усилие. А, что думаешь?
— Ладно, напишу завтра. Я слишком устал, чтобы сейчас об этом думать. Сегодня был ужасный день.
— Да, этот день мы все запомним надолго. А теперь помоги мне повесить оставшиеся шторы, хорошо?
— Конечно, мне все равно нужно занять чем-то руки.
Когда они закончили вешать шторы, за окном совсем стемнело и на улицах воцарилась зловещая тишина.
Билли чуть отодвинул штору и, вглядываясь в черноту, попытался различить хоть что-то среди едва очерченных теней. По всему городу соблюдалась светомаскировка.
— Ни черта не видно.
Мать на цыпочках подошла сзади и выглянула в окно.
— Знаю. Все уличные фонари выключили. Еще сказали, когда выходишь на улицу ночью, нужно прикрывать фонарик коричневой бумагой. Водителям даже запрещено включать фары.
— И это для нашей безопасности? — спросил Билли, покачав головой.
— Нужно доверять этим людям, Билли. Они знают, что делают.
— Будем надеяться, — вздохнул он, опуская штору.
Он отошел от окна и поцеловал мать в щеку.
— Пойду я спать, мам, если не возражаешь.
— Конечно! Спокойной ночи, сынок, спи крепко. Утро вечера мудренее.
Крисси сидела на полу в ванной комнате и обнимала унитаз обеими руками. Более унизительную ситуацию она с трудом могла себе представить. Ее парень больше не желал иметь с ней дела, и ей предстояло стерпеть все унижение и стыд в одиночку. От одной мысли, что придется обо всем рассказать родителям, Крисси снова вывернуло. Горло и рот жгло от желчи, мышцы живота болели. Она слышала, как внизу на кухне полушепотом разговаривают родители. Слов было не разобрать, но Крисси и так догадывалась, о чем шла речь. Доктор Скиннер наверняка ликовал, что Билли бросил ее и что он оказался прав на его счет. Услышав шаги по лестнице, Крисси замерла.
Она прислушалась и с облегчением узнала мягкие, осторожные шаги матери. Затем последовал нерешительный стук в дверь.
— Крисси? — прошептала Мэйбл. — Ты долго собираешься там сидеть? Ты не выходишь уже несколько часов.
Она выждала несколько мгновений и, когда ответа не последовало, попробовала снова.
— Крисси, милая, ты не можешь просидеть там всю ночь. Открой дверь, и мы обо всем поговорим.
Крисси продолжала хранить молчание.
— Ладно, — упрямо продолжала Мэйбл, — тогда я просто буду сидеть здесь, пока ты не будешь готова выйти из ванной. Отец, кстати, не в восторге — ему пришлось воспользоваться туалетом на заднем дворе.
На губах у Крисси заиграла чуть заметная ухмылка. Отец ненавидел выходить в туалет на улицу. Крисси попробовала подняться, но ее ноги так затекли, что она едва могла пошевелить ими. Вцепившись в раковину, она нетвердо встала, словно младенец, который делает свои первые шаги. Провозившись со щеколдой пару секунд, она дрожащими руками открыла дверь и увидела испуганное лицо матери.
— Боже правый! Что случилось? У тебя ужасный вид!
Во рту у Крисси так пересохло, что говорить было тяжело, — она молча протиснулась мимо матери в свою комнату и бросилась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Мэйбл проследовала за ней и присела на край кровати.
— Ну, будет, — приободряющим тоном начала она, поглаживая Крисси по спине, — все не так уж плохо. Это же не последний мужчина в твоей жизни. Билли, конечно, милый парень, но мы всегда знали, что ты заслуживаешь большего.
Крисси присела и посмотрела на мать. Ее заплаканное лицо блестело от слез и пота, а глаза покраснели и опухли.
— Я люблю его, мама, — сказала она просто.
Мэйбл секунду помедлила.
— Сейчас ты так думаешь, да. Но откуда тебе знать, что такое любовь? Он же был твоим первым парнем.
— Перестань говорить о нем в прошедшем времени, — перебила Крисси. — Он еще не умер.
Она почувствовала, как к горлу снова подступает рвота, и сглотнула. Ее начало трясти, и она откинулась обратно на кровать. Мэйбл пристально посмотрела на дочь, затем побледнела и тоже задрожала. Несмотря на глубокое потрясение, ее слова прозвучали предельно четко:
— Ах ты потаскуха!
— А тебя не проведешь, мама.
— И это все, что ты можешь сказать? Как далеко ты зашла? Полагаю, отец — Билли. Господи, вот почему он тебя бросил?
Крисси снова присела. От нападок матери в ней проснулась бунтарская дерзость.
— С какого вопроса мне начать?
Мэйбл встала и заходила по комнате из угла в угол.